Империй призрачных орлы. Как русская епархия в Америке послужила фактором в развязывании Первой мировой войны

Но пути назад уже не было, русский царь вступал на «территорию русинов», принося ей освобождение, в чем и приветствовал его архиепископ Евлогий в провокационно-патриотической речи, проигнорировав директиву главнокомандующего, самого генерал-губернатора и настоятельный совет протопресвитера Шавельского воздержаться от зажигательной пропаганды[404] при торжественном въезде Государя Николая II в только что взятый Львов: «Баше Императорское Величество, – обратился со своим приветствием к царю архиепископ Евлогий, – Бы первый вступили на ту древнерусскую землю, вотчину древних русских князей – Романа и Даниила, на которую не ступал ни один русский монарх (курсив мой. – о. М. А.-М.). Из этой подъяремной, многострадальной Руси, откуда слышались вековые воздыхания и стоны, теперь несется к Вам восторженная осанна. Баши доблестные боевые орлы, сокрушив в своем неудержимом стремлении вражеские твердыни, взлетели на непроходимые, недоступные снежные Карпаты, и там, на самой вершине их, теперь вьет свое гнездо могучий двуглавый Российский орел…» «Я говорил со всей силой охватившего меня воодушевления и убеждения… в конечном торжестве русского оружия… Главнокомандующему моя речь была не по душе, он с досадой крутил ус и кусал губы, тихо ворча: "Бот, не послушался…" (это мне передавали стоявшие близ него люди). Государь тепло меня поблагодарил…» По окончании молебствия владыка преподнес царю Почаевскую икону Божией Матери, напомнив ему о его посещении этого края еще в бытность Цесаревичем вместе с Александром III, «когда множество галичан прорвали пограничный кордон, чтобы видеть Русского Царя. Покойный Государь заметил их и обратился к ним с такими знаменательными словами: "Я знаю вас, я помню вас, я не забуду вас". Эти слова, – сказал я, – теперь находят свое осуществление в лице Вашего Величества».[405]

А пока взглянем, как то же событие освещают в «русской Америке». Некто Ф. Пищик в восторженной статье «К присоединению Галицкой Руси к России», напечатанной в православной газете «Свет», органе Русской православной епархии в Америке, и перепечатанной в Американском Православном Вестнике, органе той же епархии, пишет: «Прилетев к вершинам Карпат, орел стремительно бросился вниз и острым клювом своим разорвал позорные цепи рабства, веками сковавшие русский народ в австрийской неволе… Орел полетел дальше… Галицкий народ теперь может открыто исповедовать веру отцов своих, и нахальный жандарм не ворвется на молитвенное собрание… По всей Галиции вскоре засияют златоглавые церкви с православными крестами…»[406]

Однако без жандармов, уже с русской стороны, не обошлось, как свидетельствует сам владыка Евлогий. Правда, через несколько месяцев началось русское отступление. «С тяжелым чувством вернулся я в Галицию, – продолжает воспоминания Евлогий. – Во Львове настроение было напряженное, тревожное, близкое к смятению. Мне велели спешно забрать детей и переправить их в Россию. С этим делом справиться было можно. Но что делать с православными приходами? Как сберечь их от ужасной участи – вновь очутиться под австрийской властью и принять кару за измену? А если их перевешают, перестреляют?.. Надежды на восстановление нашего прежнего военного положения уже не было никакой. Во Львове я встретил генерала Брусилова. "Ну что? Как наши дела?" – спросил я. Брусилов только рукой махнул. "Надо собираться?" – "Надо, надо…" – подтвердил он. "А что же делать с галичанами? Австрийцы их перестреляют…" – "Да, оставаться им нельзя"».[407]

Талергоф как символ «галицко-русской Голгофы» [408]

Страхи Шавельского и Евлогия были небезосновательны. Действительно, австрийцы ответили яростью, которая была направлена не столько на русскую армию, сколько на русинское мирное население. Определенная его часть, прорусски настроенная, встречала русскую армию доброжелательно, помогала ей продовольствием. Кое-кто мог и сообщать русскому командованию о перемещениях войск противника – то есть войск собственного государства, другие вступали в русскую армию добровольцами. Во время кратковременного пребывания русской армии в Галиции галицкие политики-русофилы развернули энергичную деятельность по созданию «карпаторусской добровольческой дивизии» – в противовес украинским «сичевым стрелкам», воюющим на стороне Австрии.[409] В ответ на это либо подозревая такую возможность, австро-венгерские военные власти только за первые девять месяцев войны расстреляли и повесили в Галичине, Буковине и Угорской Руси 20 тысяч человек. Этот террор против мирного населения, подозреваемого в измене и пособничестве врагу, продолжался во время австрийского наступления в 1915 и далее во все годы войны.[410]