Империй призрачных орлы. Как русская епархия в Америке послужила фактором в развязывании Первой мировой войны

Однако после увольнения великого князя Николая Николаевича, когда сам царь возглавил армию, в Ставке, по свидетельству Шавельского, «не сомневались, что летом следующего года Галиция снова будет нашей. Ввиду этого ни генерал-губернатор Галиции с его штабом не был упразднен, ни арх. Евлогий не был освобожден от заведывания Галицийскими церковными делами».[422]

Но на этот раз царь выбрал более осторожный подход к русинской проблеме и запросил мнение Шавельского, равно как и выразил готовность поставить это дело под его начало. Протопресвитер армии и флота представил царю новую записку, в которой повторил свои доводы, изложенные в его предыдущей записке в Св. Синод, и еще раз решительно высказался против формального перевода униатов в православие, предлагая окормлять их руками военного православного духовенства, не делая никакого различия между ними и православными. Здесь небезынтересно привести его доводы. «Я отлично понимал, – пишет Шавельский, – что с формальной, или, как у нас для большего впечатления любят выражаться, с канонической точки зрения[423]такой путь мог быть и оспариваем и осуждаем, но, в данном случае в особенности, были применимы слова Спасителя: "Суббота для человека, а не человек для субботы". Какой канон мог предусмотреть ту обстановку и взвесить все условия, при которых нам теперь приходилось иметь дело с униатами? А затем: разве чин воссоединения – таинство? Разве обращение униата к православному священнику за исполнением духовной требы не свидетельствует об его вере в православную церковь, в благодатные полномочия ее служителей? Разве это обращение нельзя признать равносильным присоединению?»[424]

Шавельский поставил обязательным условием руководства церковной миссии в Галиции невмешательство в свою деятельность со стороны как Священного Синода, так и его обер-прокурора. Государь, вероятно наученный той катастрофой, к которой привела русинское население политика Бобринского и арх. Евлогия, принял условия Шавельского, назначив его ответственным за православную миссию, в результате которой, по его отчету, к концу 1916 года около 50 православных священников служили в униатских церквах, причащая и исповедуя и исполняя другие духовные нужды униатов без всяких попыток формального присоединения их к православию. Но царь не оставил своей установки на превращение Галиции в российскую территорию в результате ее завоевания. Галицийское генерал-губрнаторство было сохранено, и на место Бобринского был назначен генерал Ф. Ф. Трепов, хотя губернаторство продолжало функционировать только на бумаге. Как заключает рассказ о своей миссии Шавельский, «происшедшее после революции полное разложение фронта сопровождалось кошмарным отступлением наших войск из Галиции».[425] Сопровождалось оно и новым массовым преследованием русинов, обвиняемых в государственной измене. Шавельский, вероятно, ничего не знал о концентрационных лагерях, куда интернировали всех подозреваемых.

Так по телу русинского населения прошлась возникшая из-за него борьба двух империй. Убитый Франц Фердинанд не зря предостерегал русскую и австро-венгерскую монархию против того, чтобы разрушать друг друга. Сразу же после отречения Николая I австрийский Карл I в апреле 1917 г. обратился к Вильгельму II с письмом-меморандумом, призывая его заключать мир, пока не поздно: «Если монархи Центральных держав окажутся неспособными в ближайшие месяцы заключить мир, это сделают народы через их головы… Мы воюем с новым противником, еще более опасным, чем Антанта, – с международной революцией, сильнейшим союзником которой является голод». И здесь мы переходим к последнему разделу нашего повествования, к разделу об этой международной революции уже на территории Российской империи и о переходе на ней «империалистической войны» в войну гражданскую.

Глава пятая Переход войны «империалистической» в войну «гражданскую»

Вскоре эта война между двумя империями превратилась в войну междоусобную. Предостережение Троцкого австрийским социал-демократам, что война между двумя империями превратится в мясорубку единокровных племен, разделенных границей, осуществилось в его собственной деятельности как одного из вождей русской революции с установкой на революцию мировую. Если в войне Россия поставила на славян, населявших Австро-Венгерскую империю, как на своих союзников, то центральные державы сделали свою ставку на большевиков. Денин и Троцкий жили в Австро-Венгрии. Денина в пломбированном вагоне из Швейцарии переправили в Россию немцы, дав ему возглавить революцию. По «никем не опровергнутому» свидетельству немецкого социалиста Бернштейна («ревизиониста ортодоксального марксизма»), «германское правительство отпустило на нужды русской революции 70 миллионов марок».[426]