Империй призрачных орлы. Как русская епархия в Америке послужила фактором в развязывании Первой мировой войны

После подписания Брестского мира в марте 1918 г. Германия и Австро-Венгрия потребовали немедленного освобождения своих пленных и их эвакуации из Восточной Сибири в Западную и Европейскую Россию, а затем и на родину. В большевистскую Россию вернулось Германское посольство, и две стороны из бывших врагов превратились почти в союзников. Во всяком случае, и большевики так смотрели на освобождаемых пленных австрияков, немцев и венгров, и те, будучи освобождены из плена, так же смотрели на большевиков. Из них кто по идейным соображениям революционного интернационала, а кто от нежелания возвращаться на западный фронт, где Германия и Австро-Венгрия явно терпели поражение от стран Антанты, присоединялись к большевикам, входили в Советы, в местные сибирские ЧК и в Красную армию или в заново сформированные, в основном из их же числа, «интернациональные бригады».[430] Так, по одной и той же железной дороге ехали навстречу друг другу бывшие однополчане, а затем враги – Чехословацкий корпус, составленный в значительной степени из славян Австро-Венгрии, взятых в плен и принятых в русскую армию, направлявшийся во Владивосток, и австро-венгерские и немецкие военнопленные из русских лагерей, направлявшиеся на Запад, среди которых также было немало солдат славянского происхождения. Немецкое командование, боясь появления на своем западном фронте на стороне Франции закаленного в боях сорокатысячного чехословацкого корпуса, потребовало от большевиков задержать их в России. Большевистские власти после столкновения солдат корпуса с австро-венгерскими солдатами, возвращавшимися из плена, пытались было разоружить корпус, растянувшийся уже по всей Сибири в своих эшелонах. Однако корпус взялся за оружие, отбился, выступил против большевиков и в скором времени превратился в главную силу Белых, которая стала изгонять из сибирских городов советские органы власти и ЧК, а равно и отряды Красной армии, в огромном числе состоявшие из бывших пленных австрияков, венгров и немцев. Шамбаров в своем исследовании о восстании Чехословацкого корпуса против советской власти в Сибири приводит эпизод сражения 2-го батальона 1-го Чехословацкого полка имени Яна Гуса (300 бойцов) в июне 1918 г. в районе Бузулука Оренбургской губернии на юге Урала – с большим отрядом немцев, австрийцев и венгров, которым большевики предложили по пути на запад «наказать изменников-чехов», вооружив их, кроме винтовок и пулеметов, артиллерией и броневиками. Чехи (под которыми следует понимать также и словаков, и русинов) выстояли, несмотря на то что противник превосходил их и численностью, и вооружением, и даже обратили его в бегство. Враждебность к ним и боязнь большевиков вполне понятны, поскольку корпус победоносно сражался с красными и на Урале, и на Волге, и в Сибири, находя в составе Красной армии своих когда-то однополчан, а ныне врагов. Начиная с Урала и на всем протяжении Сибири «чехословаки столкнулись с немецким и венгерским засильем в совдепах, ЧК, Красной армии». Так война национально-освободительного характера между народами Австро-Венгерской империи шла теперь уже в виде гражданской войны на территории бывшей Российской империи[431], подчас в форме войны между Белой и Красной армиями.

Причем у большевиков было явное численное превосходство благодаря огромному резерву военнопленных. Общая численность Белых армий, сражавшихся против Красной армии, по оценкам разведки, к июню 1919 г. составляла около 300 000 человек. В русском же плену, по разным оценкам, сидело от 2 200 000 до 2 900 000 военнопленных, причем большинство из них были из Австро-Венгрии, где русская армии одержала несколько побед и где имели место массовые сдачи в плен. Так, во время Первой Галицийской битвы русским сдалось в плен от 100 000 до 120 000 австрийских военнослужащих, в ходе Карпатского зимнего сражения в 1915 году – 150 000, а в результате Брусиловского прорыва, по разным оценкам, от 325 000 до 417 000 военных. Многие из них были славянского происхождения, т. е. говорившие на языках, понимаемых по обе стороны границы воюющих империй. В результате массовых эпидемий, тяжелых условий и плохого снабжения, когда и собственным-то русским солдатам приходилось воевать босиком и голодными, огромное число военнопленных в русских лагерях погибло, что могло только обозлить выживших и сделать их восприимчивее к большевистской пропаганде. Последняя звала к великой интернациональной битве в отмщение за все обиды, но в первую очередь обещала им вернуть оружие и открывала возможность помародерствовать под красными знаменами на чужой гражданской земле, не разбирая между правым и виноватым.

Конечно, большевики спрятали концы в воду и по окончании гражданской войны поспешили всех иностранных красноармейцев распустить по домам, однако следы состава Красной гвардии из военнопленных сохранились, причем даже в оговорках, открытых Фрейдом в качестве ценнейшего источника информации. Одну из подобных оговорок находим даже в таком шедевре сталинского фольклорного образа Гражданской войны, как фильм «Чапаев».