Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Я очень хорошо знаю деревню. Вырос в Белорусской деревне, последние 5 лет провел на Урале, где видел массу национальностей, населяющих Урал, т[ак] к[ак] работал в районах. Сравнивая народы, представленные в музее, с действительностью, пришел к следующему выводу: здесь, в музее, идеализируют нацменьшинства, представлено все в лучшем свете, люди одеты в роскошные праздничные одежды, и совершенно не показано, какую одежду носят люди обычно во время работы. Необходимо не приукрашивать нацменства, показать так, как есть в действительности, и этим доказать необходимость повышать культурно-бытового уровня [sic!] данных национальностей[818].

Киргизский студент из Казахстана отметил: «Особенно я интересовался своей нацией Киргиз[ов]». Повторяя официальные положения, он жаловался, что «очень мало показано, как раньше Царская Россия эксплуатировала Киргизию и также беи и муллы как эксплуатировали». Кроме того, в экспозиции «мало показано», какие изменения произошли «в настоящее время»[819].

Многие посетители, русские и нерусские, жаловались, что бóльшая часть экспозиции не поменялась и что революционное настоящее выглядит «бледно» и непримечательно в сравнении с красочным и ярким дореволюционным прошлым[820]. Один посетитель (студент) отметил, что музей не показывает никаких свидетельств «социалистического строительства и культурной революции народностей СССР»[821]. Члены партийной ячейки заверяли посетителей: Советский Союз меняется так быстро, что отделу трудно угнаться за этими переменами. Но для посетителей, воспринимавших этнографический отдел как микрокосм Советского Союза, преобразующая мощь революции не выглядела самоочевидной.

В самом деле, даже физическое пространство музея напоминало о суровых условиях и все еще царящем дефиците. Многие посетители сетовали на то, что в музее холодно, неуютно и грязно. Один рабочий написал: «Я не украинец, а потому весьма желал внимательней ознакомиться с Украинским бытом, а также всем тем, чем этот народ занимался и занимается, но, к моему неудовольствию, из‐за холода этого сделать не мог». Он «просил бы администрацию устранить этот недостаток или путем разрешения посещать музей в верхнем платье и галошах, или [как] следует отапливать музей»[822]. Другой посетитель отметил: «В музее холодно, очень хорошо, что есть буфет с чаем, но желательно, чтобы чай подавался горячим и, безусловно, в чистых, а не в грязных немытых стаканах переходил от одного посетителя к другому»[823]. Иные жаловались на то, что билеты для индивидуальных посетителей (не в составе организованной экскурсионной группы) запредельно дороги[824].

Члены партийной ячейки отвечали и на эти жалобы на полях книги отзывов, объясняя, что музей все еще переживает переходный период. В 1932 году они разместили машинописное примечание:

Товарищи посетители, Ваши упреки справедливы, но все же немного придется подождать. Перестройка музея – дело не легкое, требующее немало времени, средств и сил, которых в музее недостаточно[825].

К тому времени работу музея контролировали этнографы младшего поколения и активисты политпросвета, и перед ними встала непосильная задача реорганизации остальной части постоянной экспозиции. Те же самые эксперты и активисты, которые несколькими месяцами раньше призывали к радикальным и немедленным изменениям – и сурово критиковали Руденко и его коллег за медлительность, – теперь просили потерпеть.

«НАРОДЫ СССР» НА ПУТИ К СОЦИАЛИЗМУ