Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Атака на этнографию между 1929 и 1932 годами сильно повлияла на эту дисциплину. Научные комиссии, учреждения и журналы были реорганизованы и поставлены под более плотный партийный контроль, видные ученые – смещены с постов, а некоторые – арестованы[826]. В то же время этнографы нового поколения, биография которых не была испорчена дореволюционным прошлым, быстро делали карьеру в культурных и научных учреждениях. Эти новые этнографы не были ни необразованными выдвиженцами, ни неопытными профанами. Многие из них изучали этнографию либо связанные с ней дисциплины в Академии наук, Ленинградском или Московском государственном университете и тесно сотрудничали с этнографами старшего поколения[827]. Примером может служить Леонид Потапов: он получил ученую степень на кафедре этнографии географического факультета Ленинградского государственного университета, где работал со Львом Штернбергом и Владимиром Богоразом – двумя виднейшими этнографами старшего поколения. В 1928 году, будучи студентом, Потапов сопровождал Самойловича и Руденко в экспедиции на Алтай[828]. С 1930 по 1933 год Потапов писал диссертацию по коренным народам Сибири. Он и еще несколько аспирантов играли важную роль в этнографическом отделе как раз в эти годы[829].

Этнография испытала крупную встряску, но между старым и молодым поколениями этнографов не было непримиримых концептуальных противоречий. Новые этнографы послушно критиковали своих учителей. Однако важнее было то, что в тяжелой политической обстановке они не бросили идеи своих учителей, а адаптировали к своему времени. Как показано в главе 3, эти события инициировали не падение, а скорее изобретение «советской» этнографии. Те этнографы (старые и молодые), которые хотели содействовать «строительству социализма», – даже не будучи членами партии – возглавляли масштабные экспедиции с практическими, научными и идеологическими целями или участвовали в них. Например, с 1931 по 1934 год этнографы Академии наук и этнографического отдела совместно с Колхозцентром Наркомата земледелия отслеживали, изучали и поддерживали коллективизацию сельского хозяйства в Советском Союзе. Этнографы отдела включились в деятельность Колхозцентра благодаря совместной работе над курсом «Народы СССР» Рабочего университета. В декабре 1930 года, в начале третьего года курса, отдел превратил его в программу подготовки рабочих активистов к участию в коллективизации и колхозном строительстве[830]. Вскоре после того бригады, составленные из этнографов, лингвистов, экономистов и других экспертов, начали совместно с Колхозцентром изучать ход культурной революции в колхозах всего Советского Союза. С точки зрения этнографов, культурная революция была частью советской «цивилизаторской миссии», нацеленной на создание новых структур, учреждений, территорий и народов посредством введения новых обычаев и практик. Эти бригады активно участвовали в колхозном строительстве и обеспечивали советских чиновников важной информацией о местных языках, культурах и структурах родства[831].

Около того же времени партия потребовала у этнографов выступить против растущей идеологической угрозы извне – против нацистской расологии[832]. После 1930 года, по мере того как национал-социализм завоевывал позиции в немецких университетах, а расовая биология вытесняла физическую антропологию, советский режим подталкивал своих этнографов и антропологов к созданию международной научной коалиции против расовой теории и к выступлению на научной основе против заявлений немецких антропологов, что коренные народы Сибири и Средней Азии являются низшей расой и обречены на вымирание. Бригады, составленные из этнографов, физических антропологов и врачей, изучали народы Сибири и Средней Азии, пытаясь выяснить – но не прибегая к расовым объяснениям, – почему революционный прогресс в этих регионах идет медленнее, чем в других[833]. Пользуясь случаем, этнографы в этих экспедициях также собирали материалы, необходимые для пополнения других разделов постоянной экспозиции[834].

Что все это значило для этнографического отдела и для его виртуальных экскурсий по Советскому Союзу? Случалось ли этнографам найти артефакты, репрезентирующие развитие новых советских национальных культур и быта? Удалось ли им организовать новые экспозиции, удовлетворившие активистов политического просвещения и посетителей музея? И да и нет: этнографы не нашли достаточных свидетельств революционной трансформации, но, сотрудничая с активистами политпросвета, смогли выстроить экспозицию так, чтобы она отвечала на вопрос, почему их нет. Новая западносибирская экспозиция отдела – по образцу которой строились многие последующие – послужила примером этого нового подхода. Потапов, восходящая звезда нового поколения этнографов, руководил работой над этой экспозицией от начала до конца.