Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

С 1932 по 1934 год отдел занимался обновлением других частей музея, в первую очередь среднеазиатских и белорусских залов[853]. По мнению методической партийной ячейки, для этнографического отдела начался период крупной «перестройки»[854]. Этнографы при помощи активистов политпросвета стремились подвести этноисторическую эволюцию народов СССР под «закон стадиального развития» и выявить важные сдвиги в материальной и духовной культуре и образе мышления народов, происходящие при советской власти. Большинство новых экспозиций музея по-прежнему документировали развитие населения по марксистской исторической шкале, освещая докапиталистические общественные отношения и культуры, «разрушительное влияние» капитализма и колониальной политики на «отсталые» народы и развитие новых общественных отношений и культур у народов Советского Союза в эпоху социалистического строительства[855]. Так, новая узбекская экспозиция, открывшаяся в 1934 году (и получившая восторженный отзыв Ленинградского Совета), показывала узбекское племя «в период феодализма», борьбу узбекской народности за национальное самоопределение «в период колонизации» и узбекскую нацию в процессе «построения социализма». В залах, посвященных феодализму и колониализму, демонстрировались сцены на базаре, в феодальном суде, «типичные» дома крестьянина и землевладельца. В зале, посвященном строительству социализма, узбеки, одетые в национальные (неевропейские) костюмы, были показаны в узнаваемо «советских» сценах: в серной шахте, на ткацкой фабрике, на хлопковом поле, в школьном классе, доме колхозника, красной чайхане[856].

Но все же ситуация в этнографическом отделе оставалась неустойчивой. Продолжались жаркие споры о реконструкции главных частей постоянной экспозиции музея. В частности, эксперты и активисты не понимали, как репрезентировать наиболее «развитые» народности (например, русских, белорусов, украинцев и молдаван), которые давно находились «под влиянием общеевропейской городской культуры», испытали сильную урбанизацию и индустриализацию и потому потеряли многие свои национальные особенности[857]. Основная часть экспертов музея соглашалась, что модель Саяно-Алтайской экспозиции лучше всего подходит для изображения бывших колониальных народов Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии и Северного Кавказа. Как считали этнографы, большинство этих народов не создали «буржуазных национальных» культур и способны при помощи советской власти перескочить напрямую из «феодальной стадии» марксистской исторической шкалы в «социалистическую»[858]. В результате, отмечали эксперты, традиционные культуры этих народов могут непосредственно трансформироваться в советские национальные.

Переход от традиционной к советской национальной культуре был в каком-то смысле сложнее для более «развитых» народов Советского Союза – особенно для тех, кто пережил европеизацию своей культуры до установления советской власти. По мнению экспертов, с ними возникали две проблемы. Во-первых, как музею и его экспертам отделить «советскую национальную культуру» от «буржуазной национальной культуры»? Во-вторых, приведет ли советизация к гомогенизации?

Этнографы отдела и активисты были знакомы с утверждением Сталина, что «уничтожение национального гнета привело к национальному возрождению ранее угнетенных наций нашей страны, к росту их национальной культуры». Они также понимали, что «национальные культуры наших новых советских наций являются по своему содержанию социалистическими культурами»[859]. Но эксперты и активисты не вполне понимали, как изображать национальные культуры развитых советских народностей в противопоставлении национальным культурам народностей буржуазных. Эта проблема остро встала в 1932 и 1933 годах в ходе работы над небольшой экспозицией о Советской Молдавии. Этнографы отдела спорили, как лучше всего изобразить советских молдаван в противовес румынским бессарабцам, но так и не пришли к окончательному решению. Эти народы имели общее этническое происхождение, однако румынские бессарабцы стали нацией при капитализме, а советские молдаване – при социализме. Этнографы отвергли идею германских антропологов, что эти два народа имеют общую «расовую культуру», но признали, что благодаря общему прошлому их культуры в чем-то похожи. Эксперты подчеркнули: важнее всего то, что эти два народа создали разные национальные культуры благодаря тому, что живут в государствах разного типа. Экспозиция, настаивали этнографы, лучше всего покажет это, если проведет сравнение между крестьянскими культурами советских молдаван и румынских бессарабцев. Этнографы отметили, что крестьяне служат «главной производительной силой» в обеих странах, и предложили показать в экспозиции, что молдавские бедняки и середняки участвуют в активной классовой борьбе против кулаков и усваивают пролетарскую культуру и сознание, тогда как бессарабские бедняки и середняки сломлены классовым угнетением и преклоняются перед кулацкой культурой[860].