Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

С мая 1931 года (когда посетители еще осматривали и критиковали украинскую экспозицию) Потапов совместно с этнографами отдела и методической партийной ячейкой разрабатывал новую научную программу «Пережитки родового строя – тормоз социалистического строительства в Ойротии»[835]. Летом 1931 года Потапов в составе команды экономистов, географов, топографов, ботаников и других ученых участвовал в большой исследовательской экспедиции Академии наук в Ойротскую автономную национальную область в Западной Сибири. Другие участники экспедиции исследовали экономические ресурсы и производственный потенциал этого региона, а Потапов и его ассистенты изучали то, как «классовые враги» (например, русские кулаки и коренные кулаки) пытаются подорвать коллективизацию, подбивая местных жителей организовать колхозы по «родовому принципу». Все ученые в экспедиции выступали и в качестве полевых активистов, разъясняя местному населению важность коллективизации. Потапов документировал эти действия. Также он собирал археологические и этнографические материалы для музея[836]. Экспедиция, имевшая явную политическую цель, нашла искомые свидетельства классовой борьбы.

Новая экспозиция этнографического отдела, в которую вошли материалы экспедиции Потапова в Ойротскую автономную национальную область, вела хронику поддерживаемого государством развития в Саяно-Алтайском регионе Западной Сибири. Она показывала, что при помощи советского режима народы СССР активно проходят через главные пункты марксистской исторической шкалы «по закону стадиальности»[837]. Прослеживая эволюцию народов региона по стадиям первобытного коммунизма, феодализма, капитализма и социализма, экспозиция показывала, что роды и племена стали народностями, а народности начинают превращаться в советские нации. Дофеодальный (или первобытно-коммунистический) период иллюстрировался археологическими находками, а феодальный, капиталистический и социалистический – этнографическими материалами, фотографиями и картами. В секции, посвященной советскому периоду, были выставлены диорамы в натуральную величину «Сельсовет на Алтае», «Кооперативная лавка» и «Современное жилище охотника-алтайца»[838].

Основной нарратив этой экспозиции был тот же самый, что и у резко раскритикованной украинской, и точно так же в новой экспозиции подчеркивалось значение коллективизации как переломного момента. Но она отличалась от украинской экспозиции в двух важных аспектах. Во-первых, она особо подчеркивала «феодальную отсталость» дореволюционных жителей Алтая и Саян, чтобы лучше высветить достижения советской власти в этом регионе[839]. Во-вторых – не пыталась представить советские преобразования как однозначно успешные. Неудачи революции не затушевывались, а объяснялись в нерасовых терминах. В частности, экспозиция документировала то, как «пережитки» феодального и колониального прошлого Российской империи активно тормозят процесс революционной трансформации.

Идею «пережитков» этнографы позаимствовали из трудов британского культурного эволюциониста Эдварда Б. Тайлора. В книге 1871 года «Первобытная культура» он доказывал, что «элементы культуры», которые «больше не имеют никакого смысла и функции», часто «в силу обычая переходят на новую стадию развития общества»[840]. Как отмечал Тайлор, эти «пережитки» можно найти и в самых развитых обществах и они не означают, что данный народ выродился или обречен на отсталость. Российские этнографы обсуждали этнографические идеи Тайлора с 1890‐х годов. После революции некоторые из них заговорили о религии и суевериях как о тайлорианских «пережитках верований»[841]. В Советском Союзе 1930‐х годов этнографы обращались к «классикам» культурного эволюционизма – и, в частности, к Тайлору – для подтверждения научных и идеологических постулатов, лежавших в основе советского проекта. Тайлора ценили по нескольким причинам. Во-первых, у него было «правильное» идеологическое родство: Маркс и Энгельс хвалили его работу и описывали процесс стадиального развития в похожих терминах[842]. Во-вторых, он открыто спорил с той идеей, что человечество делится на высшие и низшие расы. В-третьих, его теория «культурных пережитков» давала небиологическое, социально-историческое объяснение живучести традиционных социально-экономических форм и традиционных культур.