Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

На примере этнографического музея видно, что свой официальный нарратив о формировании и трансформации СССР советский режим вырабатывал в связи с другими (зачастую насильственными) своими действиями по развитию революции. Он уделял много внимания идеологическому фронту и пропаганде героического нарратива об эволюции и развитии народов Советского Союза. Несмотря на это, на протяжении большей части 1920‐х и 1930‐х годов партия не могла установить полный контроль над нарративом этнографического отдела и впечатлениями посетителей музея. Несомненно, этнографический музей был не столько зеркалом официальной идеологической позиции, сколько дискуссионной площадкой, где эксперты с активистами политпросвета пытались примирить «идеал» и «реальность». Посредством культурных учреждений советский режим стремился изменить массовое сознание. В Советском Союзе, где все было политизировано, любая форма участия – посещение музея, критика экспозиции, запись в книге отзывов – являлась политическим актом. Режим и его активисты политического просвещения вели советских граждан, как ленинградцев, так и жителей других регионов, в музей, чтобы познакомить с разнообразными народами СССР, этапами исторического развития и движением к социализму. Начиная с 1929 года режим пошел дальше и превратил посетителей в «социалистических критиков», запрашивая у них отзывы об экспозиции и в то же время продолжая обучать. Некоторые посетители из нерусских регионов представляли себя «местными экспертами» и вносили предложения по улучшению экспозиций. Но важнее то, что посетители со всего Советского Союза укрепляли концептуальные категории и риторику советского режима, воспроизводя официальные положения о кулаках, классовой борьбе и чудесах социалистического строительства. Посетители музея учились говорить на языке советского прогресса, тогда как эксперты пытались понять, как изобразить этот прогресс в таком контексте, где на первом месте стоит визуальное свидетельство.

Исследовательская программа диктовалась необходимостью создать работающий нарратив о советском развитии и документировать процесс советской социалистической трансформации. В результате возникли новые научные области: изучение «пережитков», исследование формирования советских национальных культур. Этнографы, изучавшие в 1930‐х годах «пережитки», проводили экспедиции и вырабатывали небиологические, социально-исторические объяснения живучести традиционной культуры и быта. Те, кто исследовал национальные культуры, следили за их формированием и собирали фольклор в национальных колхозах. Экспедиции того и другого типа поддерживали советскую власть в борьбе против внешней идеологической угрозы со стороны нацистской расологии. Этой теме посвящена следующая глава.

Часть III. Нацистская угроза и ускорение большевистской революции

ГЛАВА 6. ПОДДЕРЖИВАЕМОЕ ГОСУДАРСТВОМ РАЗВИТИЕ И БОРЬБА ПРОТИВ НЕМЕЦКОГО БИОЛОГИЧЕСКОГО ДЕТЕРМИНИЗМА

Мы имеем дело с революцией, которая утверждает, что она – конец старого мира и начало нового человечества.

Рене Фюлёп-Миллер. Ум и облик большевизма. 1926

[867]

Советская политика в отношении населения сложилась в конце 1920‐х – начале 1930‐х годов как ответ на инициативу Иосифа Сталина ускорить ход революции и как реакция на крупные события за границей. Одним из важнейших таких событий был подъем немецкого национал-социализма с его «научными» теориями биологического детерминизма. В 1929 году Сталин инициировал кампанию стремительной экономической и социальной трансформации, объявив, что приобретенное важнее врожденного, и пообещав совершить «великий перелом» в отношениях с прошлым. В 1930 году национал-социализм начал укрепляться в немецких университетах, а немецкие антропологи стали утверждать, что человечество не сможет прогрессировать без «расово-биологической революции»[868]. Стечение этих обстоятельств сформировало исследовательскую повестку советских этнографов и антропологов в 1930‐х годах.