Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Советский и нацистский режимы и их общественно-преобразовательные идеи были основаны на радикально различных идеологических фундаментах. Эти идеологии, в свою очередь, базировались на взаимно непримиримых социологических теориях о соотношении между биологическим и социальным[876]. Поэтому разрыв советско-немецких научных связей в конце 1930‐х годов неудивителен – но тем удивительнее в ретроспективе, насколько тесно сотрудничали советские и немецкие ученые в 1920‐х. С советской стороны это сотрудничество основывалось на глубоком уважении к немецкой модели прикладной науки. Сергей Ольденбург, Владимир Вернадский и сам Владимир Ильич Ленин давно восхищались немецким подходом к научному управлению и использованию производительных сил, который выработали немецкие ученые в Юго-Западной Африке (бывшей немецкой колонии) и применяли в интересах своего государства в Первую мировую войну[877]. Комиссия по изучению естественных производительных сил (знакомая нам КЕПС), организованная Вернадским в 1915 году, и Бюро по изучению производительных сил при Госплане, созданное при участии Арсения Ярилова в 1923‐м, были основаны отчасти на немецкой модели. Ярилов, бывший глава Государственного колонизационного научно-исследовательского института, заявлял, что это Бюро должно продолжать дело «советской колонизации», которую он не переставал отстаивать как программу экономического и культурного развития всего СССР согласно «общему плану». В данном случае Ярилов имел в виду первый пятилетний план, который разрабатывался Госпланом и был утвержден Сталиным в 1928 году[878].

Советские экономисты и другие эксперты нового бюро Госплана в целом с энтузиазмом относились к применению прикладных наук в интересах планового экономического развития. Большинство также радовалось возможности поработать с немецкими учеными и поучиться у них. К июню 1926 года, когда советское правительство направило Ольденбурга (непременного секретаря Академии наук) в Берлин встретиться с немецкими учеными, это сотрудничество уже началось[879]. Ольденбурга приняло Общество взаимопомощи немецкой науки (Notgemeinschaft der Deutschen Wissenschaft)[880]. Десятью месяцами раньше глава Notgemeinschaft Фридрих Шмидт-Отт побывал в Ленинграде, где обсуждал с Ольденбургом и видными членами советского правительства (в частности, с Михаилом Калининым, Анатолием Луначарским и Николаем Горбуновым) организацию советско-немецкого научного сотрудничества[881]. Благодаря этой первой встрече группа советских и немецких антропологов провела лето в Бурят-Монгольской АССР, занимаясь подготовительной работой для изучения влияния сифилиса на бурятов[882]. Ольденбург обсуждал в Notgemeinschaft потенциальные области немецко-советского научного сотрудничества со Шмидт-Оттом и другими видными немецкими учеными (в том числе с географами, антропологами и геологами). Немецкие эксперты проявляли большой интерес к полевым исследованиям на Кавказе и в Средней Азии[883]. По условиям Версальского мира Германия потеряла колонии в Африке и Восточной Азии, где проводились важные полевые исследования. Шмидт-Отт и его коллеги воспринимали «Российскую империю с ее широким спектром расовых различий» и особенно «колониальный хинтерланд» России на востоке как многообещающее поле для продолжения научной работы[884].

Встреча 1926 года открыла период интенсивного сотрудничества между советскими и немецкими учеными. Советское и веймарское правительства придавали ему большое дипломатическое и научное значение. В соответствии с духом научного обмена советские эксперты ездили в Германию, чтобы лучше познакомиться с немецкими методами изучения и использования производительных сил. Важнее всего была поездка минералога Александра Ферсмана, вице-президента Академии наук, по немецким предприятиям весной 1927 года с целью изучения новых методов добычи и переработки полезных ископаемых. Ферсман был впечатлен немецкими технологиями и еще больше настойчивостью правительства Германии в деле научно обоснованного восстановления хозяйства и общества[885]. Вернувшись в Ленинград, он порекомендовал внести ряд исправлений в госплановский проект первого пятилетнего плана. В частности, он предложил Госплану серьезнее подойти к региональным аспектам экономического развития (следуя немецкой модели) и призвать к более интенсивной разработке минеральных богатств Советского Союза (чтобы не отстать далеко от Германии). Также Ферсман заявил о необходимости включить в план меры по улучшению здоровья и подъему культурного уровня населения, утверждая, что это, в свою очередь, положительно повлияет на хозяйственное строительство[886]. Он напомнил Госплану, что начинается «грандиознейший эксперимент, производимый не в лаборатории, а на 1/7 суши с 140‐миллионным населением»[887].