Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Все три отряда ИПИН–СОПС пользовались значительной институциональной поддержкой. Амгунь-Селемджинский антрополого-этнографический отряд был приписан к хорошо финансируемой экспедиции, нацеленной на содействие промышленной колонизации Дальневосточного края, и в частности на введение в «хозяйственный оборот» отдаленного Амгунь-Селемджинского региона с его редким населением и «еще не использованными… природными богатствами». Геологи, географы и биологи изучали местные залежи золота и искали потенциальные площадки для трудовых поселений, а антрополого-этнографический отряд изучал местное население бассейнов Амгуни и Уды[958]. Антропологи и врачи отряда проводили здесь сравнительные исследования конституции и трудоспособности коренного населения (тунгусов и негидальцев), а также русских и китайских поселенцев – оценивали их моторные навыки, быстроту, силу, сердечно-сосудистые функции и психологическое состояние под влиянием различных трудовых нагрузок, – чтобы доказать, что все они могут приспособиться к новым условиям труда[959]. В то же время экономисты и этнографы отряда изучали хозяйственные практики и быт этих сообществ. Экономисты помогали основной экспедиционной группе исследовать потенциал для развития сельского хозяйства, рыболовства и охоты в этом регионе, а также подыскивать лучшие для таких целей участки. Этнографы собирали информацию о структурах родства, семейных отношениях, быте и «мировоззрении» разных народностей. Вопрос о феодальных пережитках представлял для этнографов особый интерес: они документировали роль «пережиточных» социальных структур, таких как «родовой строй», в торможении «социалистической реконструкции экономии, идеологии и быта»[960].

Ойротский антрополого-этнографический отряд тоже исследовал «родовые пережитки», в данном случае в контексте коллективизации. Этот отряд был приписан к комплексной экспедиции Наркомата земледелия, нацеленной на содействие коллективизации Ойротской автономной области, – экспедиция картографировала луга и поля, которые еще не были введены в хозяйственный оборот и могли бы использоваться новыми скотоводческими совхозами[961]. Леонид Потапов (сотрудник ИПИН и этнографического отдела Русского музея) проводил в десяти национальных колхозах исследовательскую программу этнографического отдела «Пережитки родового строя – тормоз социалистического строительства в Ойротии»[962]. Эта программа (обсуждавшаяся в главе 5) основывалась на той позиции Колхозцентра, что родовые модели расселения и родовая организация землепользования и труда благоприятствуют главам родов и местным кулакам. Потапов стремился разоблачить этих и других «классовых врагов», пытавшихся «протащить родовые принципы в колхозное строительство»[963].

Бурят-Монгольский отряд «по изучению человека», в отличие от двух других, не был приписан к комплексной экспедиции, он отдельно финансировался Госпланом, Наркоматом здравоохранения и еще рядом учреждений. Антропологи и этнографы из ИПИН и МАЭ (под руководством антрополога Г. И. Петрова) изучали потенциал привлечения бурятов и бурятско-русских «метисов» к промышленному производству – в данном случае к работе на дубильных и стекольных фабриках[964]. Этот отряд проводил свои исследования в основном в Троицкосавском аймаке; там располагался Чикойский кожевенный завод, один из немногих, где работали буряты и бурятско-русские «метисы». Антропологи записывали истории болезней, определяли группы крови и проводили сравнительные исследования трудоспособности, измеряя мускульную силу и сердечно-сосудистые показатели бурятских, русских и бурятско-русских рабочих до и после работы на фабрике. Этнографы изучали условия труда и опрашивали рабочих по поводу их гигиенических практик. Также эксперты исследовали «три живущих поколения» семей «метисов» в окрестных деревнях. Антропологи проводили конституциональные исследования семей; этнографы собирали информацию о социальных классах семей и социально-экономических условиях в этом регионе до и после 1917 года[965].

Антропологи и этнографы всех трех научных отрядов выезжали в поле с поручением доказать или опровергнуть определенные теории, а потому отчеты экспедиций построены довольно шаблонно. По этим отчетам, однако, видно, что эксперты опирались на формирующийся официальный нарратив о советском развитии, но также одновременно и помогали его выстраивать. Согласно этому нарративу, который разрабатывался в статьях научных журналов и обретал визуальную форму в новых музейных экспозициях, народы Советского Союза должны были устремиться к социализму в соответствии с марксистской исторической шкалой, как только будут истреблены классовые враги. Этот нарратив изображал «великий перелом» как решающий поворотный момент, требующий интенсификации классовой борьбы: кулаки, муллы и другие классовые враги (все «живые пережитки») все сильнее пытаются саботировать революцию, а советский пролетариат героически борется за социалистическое будущее.