Пока советские антропологи размышляли о роли расоведения в освещении генезиса национальностей и наций, советские этнографы думали о связях между национальным самосознанием, культурой и происхождением. Эксперты отмечали, что в настоящий момент люди, составляющие национальность или нацию, объединены рядом признаков, включая национальное самосознание. Но сами по себе национальности и нации – результат долгой социально-исторической эволюции, происходившей по «закону стадиальности»[1005]
. В статье 1934 года в журнале «Революция и национальности» объяснялись в этих социально-исторических терминах основные атрибуты нации, национальности и народности. Как писал автор статьи, термин «нация» относится к государствообразующему народу со своей собственной территорией «и с другими государственными атрибутами», включая общий язык, хозяйственную жизнь и культуру, которые нация «получила в течение целого исторического процесса развития». Термин «национальность» относится к народу, имеющему национальное самосознание, но еще не приобретшему остальные главные атрибуты нации: общность территории, языка, хозяйственной жизни и культуры. Термин «народность» обозначает народ со своими национальными особенностями независимо от наличия национального самосознания[1006]. К 1934 году эмпирическое подтверждение того положения, что процесс социально-исторической эволюции при советской власти продолжается и ускоряется – что народности сливаются в национальности, а национальности в советские нации, – уже стало важным инструментом демонстрации успехов революции[1007].Хотя советские руководители продолжали настаивать, что когда-нибудь в будущем (после победы социализма в мировом масштабе) национальные различия поблекнут и нации сольются, существовало общее мнение, что до того – на протяжении «длительного переходного периода» – советские нации с отдельными национальными культурами будут развиваться и процветать[1008]
. С 1936 года в Государственном этнографическом музее начали обсуждать планы новой постоянной экспозиции под названием «СССР – братский союз народов», в которой прослеживалась бы эволюция всех советских национальностей и наций согласно марксистской шкале и демонстрировался бы «расцвет» их национальных культур и хозяйств в условиях социалистического строительства[1009]. Важно, что в эти годы Государственный этнографический музей в сотрудничестве с другими учреждениями культуры стремился осветить эволюцию русских и создание советской русской национальной культуры. Советские руководители и эксперты первоначально характеризовали русских, государствообразующий народ бывшей Российской империи, как «великодержавных шовинистов». В середине 1930‐х годов советский режим объявил, что национальное угнетение на территории СССР почти уничтожено и у всех братских народов развиваются их национальные культуры. В этих новых условиях, после «великого перелома», было бы анахронизмом по-прежнему считать русских «угнетающей нацией», и это играло бы на руку нацистской теории, что нации обладают сущностными признаками.На таком фоне режим и его эксперты старались показать, что русский народ, как и другие народы СССР, развивался по стадиям марксистской шкалы и принял свою современную форму под эгидой советской власти. Этому были посвящены новые книги советских историков и этнографов, где они рассказывали о переходе от великорусского прошлого к советско-русскому настоящему[1010]
. Новый исторический нарратив не прославлял имперского русского прошлого и не означал «отступления» от сталинской революции[1011]. Он признавал и достижения, и злодеяния царистского государства. Но в первую очередь он прославлял русский пролетариат – самую «прогрессивную» часть бывшей «угнетающей нации», ту часть, что служила авангардом революции и стала ядром новой советской русской нации. Отмечалось, что национальная культура последней значительно отличается от традиционной русской национальной культуры, которая во многом основывалась на русском православии и культуре крестьян[1012]. Авторы музейных экспозиций и исторических текстов, прославлявших советскую русскую нацию как «первую среди равных», ссылались не на национальное прошлое русских и не на их врожденные качества, а на «историческую роль» русского пролетариата.