Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Распоряжение НКВД о паспортах от апреля 1938 года ограничивало возможность национальной самоидентификации и облегчало действия против диаспорных национальностей. Эксплицитно ставилась цель разоблачить тех представителей «подозрительных» национальностей, которые, по утверждению НКВД, «скрывали» свою истинную идентичность. Система внутренних паспортов была введена в конце 1932 года и стала еще одним слоем сложной административно-территориальной структуры Советского Союза[1031]. СССР делился на зоны трех типов: «режимные зоны» (районы особой геополитической или экономической важности, включая полосу шириной 100 километров вдоль европейских и дальневосточных границ СССР), «нережимные» (сельские районы и небольшие области) и экстра-административные зоны (например, исправительные лагеря)[1032]. Все лица старше шестнадцати лет, работавшие или жившие в режимной зоне, должны были получить внутренний паспорт с указанием их имени, адреса, рода занятий и национальности. Согласно первоначальной (1932 года) инструкции к паспорту, национальность каждого получателя этого документа следовало записывать согласно его самоидентификации, но распоряжение 1938 года требовало, чтобы национальность каждого получателя паспорта соответствовала национальности его родителей. Это распоряжение затрагивало все режимные зоны и было введено вопреки тому, что 2-я Всесоюзная перепись провозгласила национальную самоидентификацию неотъемлемым правом советского человека.

В данной главе рассматривается конфликт между переписью и паспортом – двумя культурными технологиями управления, игравшими ключевую роль в создании новой дефинитивной сетки национальностей в 1930‐х годах. Перепись и паспорт опирались на разные институциональные фундаменты, служили разным целям и задействовали разные технологии сбора информации о населении. НКВД (аппарат секретной полиции) применял паспорт для «разоблачения» и слежки за представителями диаспорных национальностей и другими «нежелательными элементами». В то же время партийные и государственные учреждения с помощью переписи следили за самоидентификацией советского населения и публично подчеркивали разницу между нацистской идеей «расы» и советской идеей «нации». Советские руководители не видели первоочередной необходимости в том, чтобы сглаживать различия между паспортом и переписью, и признавали, что и паспорт, и перепись выполняют важные функции. Но в конце 1930‐х годов, в разгар Большого террора, сами советские этнографы и статистики забеспокоились, как бы им не разойтись во мнениях с НКВД[1033]. Образовалась петля обратной связи между террором и этнографическим знанием, и в конце концов этнографы стали давать научное обоснование практиковавшемуся в НКВД внеправовому делению национальностей на советские и диаспорные.

УСКОРЕНИЕ ХОДА ПОДДЕРЖИВАЕМОГО ГОСУДАРСТВОМ РАЗВИТИЯ

2‐я Всесоюзная перепись 1937 года – первая перепись, проведенная «при социализме», – должна была стать весьма значительным событием: свидетельством успехов революции и недвусмысленным ответом идеологическому вызову со стороны нацистов. Подготовка к переписи началась всерьез в 1934 году и напоминала подготовку к переписи 1926 года. Олимпий Квиткин, руководивший Комиссией по проведению Всесоюзной переписи населения 1926 года, возглавлял новое Бюро переписи населения ЦУНХУ и информировал о его работе Центральный комитет партии, Совет народных комиссаров и ЦИК (после 1937 года – Верховный Совет)[1034]. Вячеслав Молотов и Сталин задавали общее направление и подписывали планы, но лично прениями не руководили. Такое их участие не мешало статистикам и этнографам энергично спорить о формулировках в переписных документах – например, в новом списке национальностей СССР.