Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

НКВД испытывал тревогу не только из‐за территориальных претензий иностранных государств, но и из‐за потенциальной нелояльности самих диаспорных национальностей: если враги вторгнутся на Советскую землю, за кого будут сражаться диаспорные народы? Такая подозрительность в отношении этих народов была связана с более общими соображениями о роли «иностранных» национальностей в Советском Союзе – с соображениями, имевшими идеологический аспект. Со времени революции большевистские лидеры описывали «буржуазный национализм» и «стихийный национализм» как опасные угрозы. Но в 1930‐х годах страх режима перед этими формами национализма резко усилился, как и тревога со стороны НКВД из‐за трансграничных связей поляков, немцев и японцев. Советские руководители и эксперты ожидали слияния национальностей в социалистические нации, а также интеграции (и затем слияния) этих наций в единую советскую общность. Предполагалось, что народы бывшей Российской империи станут советскими через свои национальные идентичности, культуры и территории, в ходе процесса двойной ассимиляции. Поскольку диаспорные нации имели отечества за пределами Советского Союза и поскольку советский режим не мог полностью переизобрести их истории, традиции и культуры, режим и его эксперты сомневались, могут ли эти народы вообще стать советскими.

Подход НКВД к определению национальности индивидов, при котором доказательства происхождения имели приоритет над самоидентификацией, не означал полной перемены в советской концептуализации национальной идентичности или «резкого поворота» к «советскому примордиализму», как это предположили некоторые историки[1113]. Конфликт между происхождением и самоидентификацией с 1920‐х годов был встроен в советское представление о национальности. Советские этнографы воспринимали национальности как этноисторические группы, чье происхождение можно проследить от «доисторической эпохи», – но в настоящее время объединенные общностью образа мыслей. В 1920‐х годах государственные комиссии, курировавшие межевание новых этнотерриториальных границ, изучали происхождение и образ мыслей местных жителей, чтобы определить, какие группы на какие территории имеют право. Даже Бюро переписи не опиралось на одну лишь самоидентификацию, а прибегало к дополнительным вопросам о происхождении и родстве в случае народов, лишенных национального самосознания. И все-таки противоречие между общими подходами НКВД и Бюро переписи было разительным. После 1938 года эти два учреждения – с разными повестками и кругами обязанностей – оказались приверженцами совершенно разных элементов советского представления о национальности.

Статистики из Бюро переписи не могли не заметить, что Бюро переписи и НКВД выступают за разные подходы к регистрации национальности. Большинство этих статистиков все еще находилось под сильным впечатлением от недавних арестов и казней своих коллег и не осмеливалось противоречить НКВД. На заседании Бюро переписи в августе 1938 года несколько статистиков предложили, чтобы Бюро применило метод НКВД для регистрации национальности или хотя бы приказало счетчикам требовать подтверждающий документ (например, свидетельство о рождении либо паспорт), если им покажется, что респондент «скрывает» свою истинную идентичность.

Заместитель руководителя Бюро переписи Старовский ответил тем, что вновь подтвердил приверженность первоначальному подходу Бюро. Защищая принцип самоидентификации, он подчеркнул, что Советский Союз отличается от капиталистических и колониальных стран, которые классифицируют свое население по расовым или этническим группам на основе крови или цвета кожи. Он объяснил, что в нацистской Германии главной целью переписи было определить «количество лиц германской крови и прочие изуверские вещи». В США, «если имеется хотя бы капля крови черной», респондент регистрируется как представитель «черной расы». В Советском Союзе, напротив, «будучи по крови негром, человек воспитывался в таком обществе, на таком языке и культуре, что он будет называть себя русским, хотя цвет кожи у него черный, и в этом ничего неправильного не будет»[1114].