Старовский назвал национальную самоидентификацию субъективной, но не случайной и объяснил, что национальность человека должна быть «выражением принадлежности» к конкретной культуре и самосознания. Таким образом, «если человек называет себя узбеком – значит, он приобщился к узбекской культуре». «Но было бы неправильно, – добавил Старовский, – если бы кто-либо из присутствующих, например я, вдруг назвал бы себя китайцем, хотя ничего общего с китайской культурой я иметь не буду». Тем не менее он продолжал настаивать, что самоидентификация при переписи должна иметь приоритет над «точностью» и что счетчики должны записывать национальность, названную респондентом. Некоторые статистики спорили со Старовским по этому вопросу. Разве счетчик не должен вмешиваться в случаях «хулиганства», если респондент «заявит, что он китаец, не будучи таковым»? Что должен делать счетчик, если респондент, известный ему как украинец, скажет, что он татарин? Один статистик сослался на недавнее правительственное постановление, по которому советская власть должна была наказывать граждан, которые «дают заведомо неверные сведения» при переписи[1115]
.Старовский по-прежнему стоял на своем. Пусть даже предполагается, что человек, называющий себя татарином, должен знать татарский язык и культуру, – в обязанности счетчиков не входит «документальная проверка». «Если человек заявляет, что он татарин – надо так и записать»[1116]
. Старовский признавал, что если следовать принципу самоидентификации, то «всякие сомнительные элементы» (например, поляки, немцы и японцы), которые «предпочитают ассимилироваться», «будут себя скрывать» при переписи: например, поляки попытаются выдать себя за украинцев, а японцы – за корейцев. (Неясно, знал ли он, что корейцев в это время тоже депортировали из Дальневосточного края.) Но, как объяснил Старовский, он обсуждал эту тему с советским правительством и оно подтвердило, что документы «не проверяются» и что некоторый процент ложных самоопределений – приемлемая цена за следование принципу самоидентификации, которая является правом всех советских граждан[1117].НАЦИОНАЛЬНОСТЬ И ГРАЖДАНСТВО
Паспортные директивы НКВД от 1938 года выводили национальность индивида из национальностей его родителей и в этом узком смысле имели биологический характер. Но эти директивы не были биологическими в нацистском расовом смысле[1118]
. Советский режим беспокоился не о том, что поляки и немцы выродились или ущербны с биологической точки зрения, а о том, что они не могут стать лояльными советскими гражданами из‐за их «чуждой» культуры и самосознания. Это было важное различие между советским и нацистским проектами. Но оно слабо утешало тех жителей режимных зон, которых зарегистрировали против их воли как представителей одной из диаспорных национальностей, из‐за чего они лишились своего функционального гражданства[1119]. Оставаясь советскими в формальном юридическом смысле, диаспорные национальности, однако, были лишены учреждений, функционирующих на их родных языках, земли и собственности и депортированы из режимных зон. Лица, обвиненные в сокрытии своей принадлежности к одной из диаспорных национальностей, теряли работу, исключались из партии и тоже подвергались депортации или аресту. В 1938 и 1939 годах жертвы такого обращения слали Сталину, Михаилу Калинину и другим советским руководителям письма с вопросами: «Кто я по национальности?… Что такое национальность[?] Можно ли переменить национальность[?] Каким образом меняется национальность[?]»[1120].Многие авторы таких писем, как и статистики из Бюро переписи, выражали недоумение из‐за различия в правилах проведения переписи и паспортной регистрации. Некоторые из авторов ссылались на сталинское определение нации 1913 года. Другие разъясняли свои представления о том, что нельзя смешивать национальность с местом рождения, религией и родным языком. Все пытались защитить свои права, ссылаясь на официальное обещание национальной самоидентификации, игравшее видную роль в пропаганде переписи. Большинство авторов этих обращений понимали, что из‐за приписанной им диаспорной национальности их лояльность Советскому Союзу поставлена под сомнение. Имея это в виду, они давали подробную автобиографическую информацию, чтобы доказать свою идентификацию с одной из «советских» национальностей и убедить советских руководителей в своей преданности революции.