Важно отметить, что Верховный Совет между апрелем и сентябрем 1940 года все-таки обновил другие пункты своего паспортного законодательства. Причиной тому была советская оккупация и аннексия Восточной Польши и балтийских стран – Латвии, Литвы и Эстонии[1144]
. Обновленный закон распространял паспортную систему на все оккупированные территории, объявив их режимными зонами. Подтвердив разграничение между советскими и диаспорными народами, закон упростил выдачу советского гражданства русским, украинцам и белорусам в сравнении с поляками, латышами, литовцами, эстонцами и другими представителями «иностранных» национальностей. Но закон не уточнял, каким образом регистратор должен определять национальную идентичность получателя паспорта[1145].После вторжения в июне 1941 года немецких войск в Советский Союз,НКВД был еще более заинтересован в соблюдении своих паспортных директив 1938 года, касающихся иностранных национальностей. Лишь в послевоенный период советское паспортное законодательство изменилось и стало требовать, чтобы каждому лицу, получающему паспорт в первый раз, записывалась национальность одного из его родителей[1146]
. Это новое законодательство институционализировало связь с родителями, но и давало выбор: человек, у которого один из родителей принадлежал к «подозрительной» национальности, а другой – к «советской», мог выбрать национальность последнего. Эти новые правила позволяли детям от смешанных браков дистанцироваться от «подозрительных» родителей и подтвердить свою принадлежность к советскому народу.В послевоенную эпоху советский режим расширил применение паспорта для полицейского контроля над населением. Разграничение режимных и нережимных зон исчезло – паспортная система распространилась на весь Советский Союз. Многие советские граждане воспринимали это как перемену к лучшему. До войны крестьяне, жившие в сельской местности СССР (в нережимных зонах), не имели паспортов, а потому им не разрешалось приезжать в города и другие режимные зоны или проезжать через них. Теперь крестьяне подчинялись тем же правилам, что и остальные граждане. Но расширение паспортной системы давало НКВД (с 1946 года – МВД) механизм контроля над всем населением и укрепляло советское полицейское государство. Сразу после войны режим не прекратил охоту на врагов, а, напротив, призвал к повышенной бдительности: власти беспокоило то, что во время войны население подверглось западному влиянию. В последние годы сталинского правления по всему СССР прошла жестокая кампания по искоренению этого влияния.
Поскольку советский режим интересовался «сознанием» жителей, а не их врожденными биологическими признаками, список советских национальностей продолжал пересматриваться. Это давало некоторым группам надежду на «реабилитацию», а другие держало в страхе перед будущими преследованиями. Во время и после Второй мировой войны список советских национальностей претерпел несколько важных изменений. Вскоре после инкорпорации Балтийского региона в Советский Союз литовцы, латыши и эстонцы получили свои собственные официальные советские национальные культуры и поощрялись к советизации[1147]
. В то же время ряд советских социалистических наций потеряли свой привилегированный статус. Советский режим обвинил чеченцев, ингушей, балкарцев и несколько других народов в сотрудничестве с немецкими оккупационными силами и включил в список «враждебных» народов. В этот список вошли «иностранные» и иные «ненадежные» народы, во время войны обвиненные в антисоветской деятельности. Советское правительство уничтожило их этнотерриториальные единицы; НКВД депортировал их население в Среднюю Азию и Сибирь и предпринял дополнительные меры для ликвидации культур, языков и историй этих национальностей[1148].В конце 1930‐х годов, перед лицом двойной идеологической и геополитической угрозы, советский режим применил сочетание этнографического знания и террора для ускорения революции и консолидации Советского государства. Он заставлял этнографов и других экспертов доказывать правильность советского представления об историческом развитии и в то же время опирался на НКВД в деле защиты стратегически важных регионов от «ненадежных элементов» – в частности, с помощью паспортов. Перепись и паспортная система, две культурные технологии управления, сосуществовали и применяли разные критерии для картографирования национальных идентичностей населения. Каждая из этих технологий выполняла свою важную функцию. Но НКВД (который управлял паспортной системой) и советские этнографы и статистики (которые работали над переписью) не были изолированы друг от друга. В разгар сталинского террора советские эксперты имели все основания страшиться НКВД. Из-за этого сложилась петля обратной связи между террором и этнографическим знанием. Этнографы и статистики исключали диаспорные национальности из своего списка национальностей и подводили научный фундамент под политику НКВД в отношении населения.