Сталинский Большой террор оказал глубокое влияние на производство знания в Советском Союзе. Но, возможно, удивительнее всего то, что и в эти годы этнографы и другие эксперты продолжали играть активную роль в процессе формирования Советского государства. Несомненно, эксперты работали в обстановке страха и ограничений и понимали, что их роль – служить режиму. Отнюдь не на такого рода сотрудничество рассчитывали некогда Сергей Ольденбург и его коллеги. Однако этнографы больше не могли пожаловаться на то, что государство пренебрегает экспертным знанием. Советский Союз, в отличие от царской России, претендовал на роль научного государства – и даже в разгар Большого террора продолжал опираться на экспертов и даваемое ими научное обоснование его политики. Поэтому даже Сталин (считавший себя экспертом в большинстве областей) обратился к этнографам для подготовки нового списка национальностей к переписи 1939 года. Этнографы, со своей стороны, стремились исполнить требования режима и сохранить ощущение себя профессионалами. Они мучительно пытались объяснить даже явно политические решения в научных терминах, зачастую впадая при этом в самообман. Своими усилиями эксперты помогли подчинить население советской власти и осуществили полную советизацию собственной дисциплины.
ЭПИЛОГ
Наш грандиозный по своей исторической значимости социальный эксперимент совершался отнюдь не в лаборатории.
Имея историю в союзниках, они [большевики] намерены выстроить в должном порядке факты будущего и загнать всех, до кого дотянутся, на единственно верный путь к прогрессу и цивилизации.
В 1947 году ученый-юрист и бывший чиновник Наркомнаца Илья Трайнин опубликовал две книги. Первая была посвящена Австро-Венгерской империи, но с явной целью провести сравнение с Советским Союзом. На ее страницах Трайнин исследовал взлет и падение государства Габсбургов, уделив основное внимание «национальным противоречиям», приведшим к его гибели в 1918 году[1151]
. Вторая была посвящена Советскому многонациональному государству. Но и в ней Трайнин постоянно сравнивал Советский Союз с Австро-Венгерской империей, ссылаясь на «несостоятельность тех иностранных журналистов», которые утверждали, будто «советское многонациональное государство представляет искусственное и нежизненное сооружение» и «Советский Союз ждет судьба Австро-Венгрии»[1152].Трайнин отмечал, что враги Советского Союза ухватились за это сравнение во время Великой Отечественной войны и попытались «посеять национальный раздор» среди советского населения в надежде, что СССР «распадется на составные части», подобно Австро-Венгрии во время Первой мировой войны[1153]
. В обеих работах Трайнин изображал «войну против гитлеровских захватчиков» как «серьезное испытание крепости», которое Советское социалистическое государство с успехом выдержало, сделавшись только сильнее и показав жизнеспособность своего государственного устройства[1154]. Этот триумф Трайнин приписывал советскому подходу к национальному вопросу – подходу, при котором воспитывались «дружба и братство народов», сплотившихся для спасения своего общего отечества[1155].Создание официального нарратива о трансформации Российской империи в СССР играло ключевую роль в процессе советского государственного строительства. Трайнин, специалист по советскому праву и национальному вопросу, непосредственно участвовал в формировании Советского Союза в 1920‐х и 1930‐х годах, помогая определить административно-территориальную структуру СССР и сотрудничая с другими администраторами и экспертами в деле «распространения революции» в нерусских регионах[1156]
. В те же годы он написал множество популярных и научных работ, в которых изображал этот процесс формирования государства как естественный и органичный – разворачивающийся под руководством Ленина и Сталина через последовательность исторических стадий[1157]. Трайнин исключил из этого нарратива существенную часть насилия и террора, сопровождавших установление советской власти, распространение и ускорение революции. Не упоминал он и тех экспертов и администраторов, которые помогли большевикам совершить концептуальное завоевание бывшей Российской империи и реализовать амбициозную революционную повестку[1158]. В своих послевоенных работах Трайнин продолжал описывать формирование Советского Союза в этом же ключе; в них он зацементировал свой ранний нарратив, куда добавил войну[1159].