Читаем Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза полностью

Советский Союз сформировался в 1920‐х и 1930‐х годах через процесс двойной ассимиляции. Пестрое население бывшей Российской империи было ассимилировано в официальные категории национальности, а через эти категории также интегрировалось в более крупную – советскую – общность. Этнографы и другие эксперты занимались продвижением этих процессов советизации, и в частности ускорением трансформации родов и племен в советские социалистические нации. В то же время эти эксперты начали артикулировать и разъяснять этноисторическую эволюцию населения в марксистско-ленинских терминах, доказывая, что данный процесс происходит согласно «закону стадиальности». Опираясь на концепт «пережитков» Эдварда Б. Тайлора, эти эксперты давали нерасовое объяснение устойчивой «отсталости» некоторых народов, а также научное обоснование жестоким мерам режима, принимаемым против «кулаков», «буржуазных националистов» и других предполагаемых классовых врагов.

Советский Союз был научным государством нового типа. Большевики, подобно лидерам других государств модерна, воспринимали правительство как учреждение, обладающее прерогативой и властью воздействовать на земли и народы и трансформировать их. Но Советский Союз отличался от этих других государств тем, что его руководители претендовали на способность понимать, контролировать и ускорять сам исторический процесс. В 1920‐х и 1930‐х годах Коммунистическая партия обратилась к ученым-обществоведам, чтобы те превратили идеи Маркса и Энгельса в научные программы ускорения развития человека и общества. В то же время она заставила этих экспертов переработать их собственные дисциплины так, чтобы те отражали марксистско-ленинское понимание мира. На практике это означало, что научные теории общества, чтобы быть научно корректными, должны быть корректными идеологически. Экспертам, которые привыкли применять множество дискурсов, порой конкурирующих, было непросто совершить этот переход. Но они быстро поняли, что речь идет о судьбе их дисциплин – и об их собственных жизнях. В конце 1930‐х годов, после Большого террора, этнографы и другие эксперты советизировали свои науки изнутри.

Сразу после войны советизация СССР и советских общественных наук углубилась. Выросло новое поколение экспертов, для которых связь между социальными науками и научным социализмом была самоочевидной. Этнография, антропология, социология и другие дисциплины теперь опирались на прочный идеологический фундамент. С 1950‐х годов этнографы посвятили себя изучению этногенеза, глядя в прошлое и описывая в строгих марксистско-ленинских терминах формирование каждой советской социалистической нации. В то же время социологи глядели в будущее и объясняли, каким образом национальности и социалистические нации СССР будут развиваться дальше, пока не сольются в целостный, объединенный советский народ. В обеих этих дисциплинах эксперты занимались компаративно-типологическими исследованиями с целью прояснить «общие законы» истории человечества[1168].

Послевоенные советские этнографы предпочитали термин «этнос», который характеризовался как «основная единица» этнической классификации[1169]. Этот же термин предпочитал в 1920‐х годах этнограф бывшей КИПС Сергей Руденко. В то время Руденко определял «этнос» как этносоциальную формацию с «комплексом исторических и культурных признаков». Предлагая КИПС и этнографическому отделу Русского музея применять в их трудах этот термин вместо «народности», он объяснял, что этнос со временем развивается и приобретает новые характеристики, тогда как народность лишь проявление этноса в определенный момент исторического развития[1170]. Послевоенные этнографы определяли этнос сходным образом: как «сущность» или «совокупность этих [этнических] свойств, обладающих особой устойчивостью», сохранявшуюся в народе из поколения в поколение, в ходе миграций и на разных стадиях исторического развития. Эти эксперты объясняли, что этнос имеет «как объективные, так и субъективные признаки», что «культура» является основным «носителем этнических свойств», а этническое самосознание – «важным, но не достаточным» признаком. Главным здесь было то, что эти эксперты подходили к изучению этноса с позиций исторического материализма, рассматривая прошлые и современные этнические формы «в становлении»[1171].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука