Читаем Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза полностью

Комиссия по национальным делам, как и само Временное правительство, просуществовала недолго. В течение сентября и октября страну сотрясали массовые демонстрации, и еще сохранявшийся у правительства авторитет стремительно падал. Ленин 9 октября вернулся в Петроград и на следующий день участвовал в заседании большевистского Центрального комитета, преобладающая часть которого проголосовала за захват власти[194]. Большевики начали действовать 24 октября и к следующему дню заняли стратегические пункты по всей столице, арестовав главных деятелей Временного правительства. Когда вечером того дня собрался II Всероссийский съезд Советов, большевики объявили о низложении Временного правительства. Они провозгласили переход власти к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов во всей России и на следующий день объявили Ленина главой Совета народных комиссаров. В Петрограде большевики быстро добились победы. Настоящие проблемы с консолидацией власти и распространением революции были впереди.

Ольденбург, как и большинство его коллег из Академии наук, с негодованием воспринял захват власти большевиками. Но, вопреки своей антипатии к большевикам, он скоро понял, что сотрудничество с ними необходимо. Россия все еще вела войну, и Ольденбург не желал, чтобы ее разгромили иностранные державы. Как и другие члены кадетской партии в руководстве Академии наук, он сохранял надежду, что большевистское правление постепенно примет менее радикальные формы[195]. Также Ольденбург понимал, что выживание Академии зависит от ее сотрудничества с новым советским правительством и гарантированной государственной поддержки. За годы войны и революции условия жизни и работы в России сильно ухудшились. Академия плохо отапливалась, не хватало электричества, не говоря уже о средствах на продолжение научной работы[196].

Ленин и Ольденбург возобновили знакомство в ноябре 1917 года, когда последний приехал в Смольный институт, штаб-квартиру партии большевиков, в составе небольшой делегации профессоров с протестом против ареста группы министров Временного правительства. Месяцем позже Ольденбург вернулся в Смольный, чтобы поговорить с Лениным о судьбе Академии наук. Этим двоим было о чем побеседовать, и их разговор о роли науки и месте ученых в новом Советском государстве продолжался больше двух часов[197]. К концу встречи Ленин и Ольденбург пришли к взаимопониманию. Академики должны помогать советскому режиму в решении неотложных задач «государственного строительства». За это Академия будет получать финансовую и политическую поддержку. В течение следующих недель советские лидеры решили, что Академия будет подотчетна отделу по мобилизации научных сил – одному из подразделений Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса), преемника Министерства просвещения Временного правительства. В феврале 1918 года Ольденбург и еще шесть академиков (трое из них – члены КИПС) подписали резолюцию, подтверждающую лояльность Академии советскому режиму[198]. Через несколько недель в Брест-Литовске большевики заключили мир с германским правительством – и использовали при этом карты западных окраин, подготовленные КИПС[199].

Российские этнографы желали в свое время работать с царским режимом и после с Временным правительством, предоставлять свою помощь, но их потенциал распознали только большевики. Царский режим неохотно поддерживал профессиональное изучение национальностей России, а Временное правительство не имело возможности отдать приоритет этим исследованиям. Большевики же оказались заинтересованы в этнографических картах, заметках, публикациях и консультациях; они поощряли КИПС к систематическим исследованиям и финансировали полевые работы по всей Советской России. Со своей стороны, Ольденбург и многие его коллеги быстро поняли, что их научные и профессиональные интересы вполне совместимы с практическими интересами советского правительства. Они привнесли в свое сотрудничество с большевиками идеализированную модель экспертного участия в научном управлении, которую позаимствовали в основном из европейского колониального контекста.

КИПС и КЕПС, две комиссии, организованные Ольденбургом и Вернадским для поддержки военных усилий, тесно сотрудничали с новым советским правительством. КЕПС продолжала систематическое изучение производительных сил России и помогала большевикам определить, как лучше всего организовать новые производства и задействовать природные ресурсы страны[200]. КИПС по-прежнему занималась этнографией и обеспечивала большевиков картами и детальной информацией не только о населении окраин, но обо всех национальностях и племенах бывшей Российской империи[201]. Этнографы КИПС помогали новому советскому правительству при заключении договоров и проведении границ с другими странами. Они также служили экспертами-консультантами по национальному вопросу и помогали большевикам нести социалистическую революцию в нерусские регионы бывшей Российской империи[202].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука