Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Затронувшая все советское население, 1-я Всесоюзная перепись в декабре 1926 года стала событием исключительного масштаба. Как таковая она была крайне важным инструментом советской власти и гарантом ее осведомленности. Новый режим, пытавшийся управлять обширной территорией и организовать жизнеспособную административную структуру, требовал данных о национальности, половой принадлежности, родном языке, роде занятий, грамотности, брачном состоянии, физической и ментальной инвалидности советских граждан[359]. До того большевики провели две демографические переписи: общую в 1920 году и городскую в 1923‐м. Обе проводились в нестабильных условиях, поскольку границы менялись, население перемещалось, а молодое Советское государство боролось за выживание. Из-за этого множество территорий не было охвачено ни той ни другой переписью. Перепись 1920 года проводилась в разгар Гражданской и советско-польской войн и не покрыла обширных районов (на тот момент оккупированных, охваченных военными действиями или лежавших вне советских границ): Крыма, большей части Закавказья, значительных частей Украины, Белоруссии, Дальнего Востока и Средней Азии, а также меньших частей Сибири, Крайнего Севера и Центральной России. Перепись 1923 года была ограничена городскими территориями, в числе главных ее целей был сбор информации об экономических и социальных проблемах городов[360].

Даже после подытоживания данных переписей 1920 и 1923 годов советским руководителям и администраторам не хватало важных знаний о населении. Это проявлялось во многих ситуациях. Например, когда в 1924 году Коммунистическая партия и государственные комиссии приступили к национальному размежеванию в Средней Азии (перераспределяя территории Туркестана, а также бывшего Бухарского эмирата и бывшего Хивинского ханства (или Хорезма) между несколькими новыми национальными республиками и областями), новая Комиссия по районированию Средней Азии с обеспокоенностью сообщила, что в регионе имеются «такие национальные большинства, о которых очень мало знают, но есть и такие национальные меньшинства, которых даже средне-азиатские работники почти что не знают совсем». Например, комиссия отметила, что ничего не знает о населении Бухары, Хорезма и пограничных с Афганистаном и Китаем районов[361]. Это незнание имело последствия. Советские лидеры рассчитывали консолидировать роды и племена в национальности – «создать национальности» из родственных этнических групп. Но они постоянно повторяли, что не собираются создавать «ложные национальности» из народов, лишенных общих этнографических признаков и исторических корней[362]. Признавая нехватку достоверной информации, в 1924 году партийные аппаратчики разослали записку администраторам и экспертам по всему Союзу, в которой указывали на потребность в базовых знаниях о национальном составе населения, его бытовых особенностях, разговорных языках, культурном уровне и занятиях[363].

Формулировка переписного вопроса о национальности была особенно важна для Советского государства и особенно трудна в разработке. Как говорилось в главе 1, Всероссийская перепись 1897 года классифицировала большинство подданных Российской империи по родному языку и вероисповеданию, которые считались в то время существенными составляющими национальности[364]. Но советские чиновники и эксперты поставили эту формулу под вопрос, ведь религия была после Октябрьской революции делегитимизирована, а что касается языка, то советский режим признал: в результате царской политики лингвистической и культурной русификации многие народы бывшей Российской империи «утратили» родные языки[365]. В отличие от дореволюционных советские счетчики в 1920 и 1923 годах спрашивали респондентов об их национальной самоидентификации («самоназвании»); в обеих советских переписях использовался термин «национальность», который определялся как «группа населения, объединенная общностью национального самосознания»[366]. Почти сразу по окончании этих переписей их данные о национальности стали предметом критики. Еще сильнее споры о точности переписных данных 1920 и 1923 годов обострились в 1924 году, после официального формирования Советского Союза. Советские власти ссылались на данные этих переписей о национальности в своих обсуждениях национально-территориальных границ Украинской, Белорусской и других советских республик. Представители Белоруссии и Украины доказывали, что данные переписи 1920 года недостоверны из‐за обстоятельств Гражданской войны. Эксперты и чиновники из обеих республик объясняли, что во время проведения переписи на западных окраинах «было неизвестно, куда отойдет население, к Польше или останется в пределах РСФСР». Они предполагали, что счетчики обманом раздули численность великороссов (и занизили численность поляков, белорусов и украинцев) в этих краях, чтобы подкрепить советские территориальные претензии[367].