Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

С дискуссией о наилучшей формуле для регистрации национальности было тесно связано обсуждение того, какой термин включить в переписной вопросник: русского происхождения – «народность» или иностранного – «национальность». Десятилетиями образованная элита обозначала национальность обоими терминами, зачастую синонимично. Но после революции некоторые этнографы предположили, что эти термины соответствуют двум разным стадиям на шкале эволюционного развития. Они утверждали, что понятие национальности не имеет смысла для изучаемых ими «некультурных» народов: «Так как национальность понятие культурно-историческое, то ответ подразумевает свободное самоопределение отвечающего на данный вопрос о принадлежности его к той или иной исторически сложившейся группе»[383]. Произошла дискуссия об использовании при переписи обоих терминов, чтобы различить национальности на разных стадиях развития. Представители «культурной» (или «цивилизованной») национальности могли бы идентифицировать себя в ответ на прямой вопрос счетчика, а представители «некультурной» («нецивилизованной») народности – через формулу, включающую «объективные» признаки[384]. Но подкомиссия и в конечном счете ЦСУ отвергли это предложение на том основании, что деление на культурных и некультурных проходит не ровно по национальным границам. Как отметил Чернышёв, для «основной массы» русских (считающихся развитой национальностью) прямой вопрос о национальности представляет такие же трудности, что и для коренных племен Сибири. Подкомиссия КИПС по переписи не пришла к определенному решению этой проблемы и использовала в своих трудах оба термина, а иногда термин «национальность/народность».

Многие этнографы КИПС сомневались в способности респондентов ответить на прямой вопрос о национальности, но отвергали и ту идею, что счетчики могут определить национальность респондентов на основе «объективных критериев», таких как язык и вероисповедание. Некоторые настаивали, что локальные концепции идентичности слишком специфичны для применения одной формулы на всей советской территории. После продолжительной дискуссии подкомиссия КИПС по переписи предложила в качестве лучшего подхода ограниченную самоидентификацию, т. е. укладывающуюся в рамки регионально-специфичных инструкций и контрольных вопросов. Счетчик должен был спросить каждого респондента о его национальности, а затем с помощью подробных объяснительных материалов и вопросников удостовериться, что ответ корректен[385].

В течение следующих двух лет, соблюдая рекомендации подкомиссии, КИПС разработала регионально-специфичные материалы для счетчиков[386]. Марр написал документ для счетчиков на Кавказе, в котором инструктировал их, что «желательно отмечать также и религию как один [пункт] из контрольных данных» в тех общинах, где респонденты затрудняются ответить на вопрос о своей национальной принадлежности или племенном происхождении[387]. Штернберг составил небольшую записку для счетчиков в Сибири, инструктируя их фиксировать «самоназвание» всех взрослых в каждом доме или чуме, а также формировать списки всех местных названий каждой народности[388]. Давид Золотарёв составил документ для счетчиков в Европейской России с детальными инструкциями по регионам; например, он предписывал счетчикам в северо-западных областях определять, являются ли самоидентифицированные «финны» ижорцами, суоми, ленинградскими финнами, чухарями, водью или карелами[389]. Этнограф и тюрколог Иван Зарубин составил обширные заметки для счетчиков бывшего Туркестана, Бухары и Хорезма, указывая около двадцати случаев, когда счетчики должны задавать респондентам контрольные вопросы о родном языке, разговорном языке, религии и родовой группе, чтобы убедиться, «правильно» ли те ответили на вопрос о национальности. Чтобы провести грань между иранцами и таджиками, Зарубин рекомендовал «обращать внимание на религию субъекта»: в Бухаре и Хорезме «иранцы шииты, таджики – сунниты»[390]. Этнографы считали, что на территории бывшего Туркестана счетчикам придется особенно трудно, поскольку многие жители региона идентифицировали себя одновременно с несколькими группами. Например, в Фергане некоторые общины называли себя киргиз-кипчаками и узбек-кипчаками. Вплоть до национально-территориального размежевания Средней Азии в 1924 году термины «узбек», «киргиз» и «кипчак» обычно означали лигвистическую или племенную принадлежность, а не национальность. Зарубин предлагал счетчикам задавать респонденту последовательно прямые вопросы: «Не кыргыз ли, не узбек ли?» Он советовал им отмечать «кипчакскую народность» только тогда, когда респондент ответит «нет» на оба вопроса, и утверждал, что остальных следует регистрировать как узбеков или киргизов, «а в скобках, в качестве родового названия, пишется „кыпчак“»[391].