Некоторые статистики из украинского филиала ЦСУ протестовали против самого включения в перепись прямого вопроса о народности или национальности. Доказывая, подобно Чернышёву, что «родной язык» – самый надежный индикатор национальности, они рекомендовали счетчикам интересоваться «самоопределением опрашиваемого» лишь «в крайнем случае». В подкрепление своей позиции статистики сравнивали данные о национальной самоидентификации по переписи 1920 года с данными о «родном языке» по переписи 1897-го. Заметив, что «прежде всего сильно пострадали данные о национальном составе населения» там, «где политическая обстановка не благоприятствовала переписи», они спрашивали: возможно ли, чтобы 2 миллиона украинцев на Кубани «стали русскими» между 1897 и 1920 годами? Московские эксперты, в свою очередь, отвергали интерпретацию данных переписи 1897 года украинскими статистиками и возражали против смешения родного языка с национальностью[408]
. В этой дискуссии высказался и этнограф Владимир Богданов, московский эксперт, участвовавший в размежевании границ между Украинской, Белорусской ССР и РСФСР в 1919 году. Согласно Богданову, комиссия по размежеванию применяла «родной язык как основу распределения населения по народностям», потому что в то время этнографы считали язык «одним из наиболее надежных признаков этнической принадлежности». Но он добавлял, что этнографы не считали язык индикатором национальности за пределами Европейской России. Более того, они уже не были уверены, что этот критерий применим даже на Украине, поскольку украинцы стараются лингвистически и культурно украинизировать все народы в границах республики[409].В ответ на протесты грузин и украинцев ЦСУ попыталось прояснить цели переписной регистрации национальности. Московские статистики и чиновники подтвердили, что перепись нацелена на сбор информации о «племенном (этнографическом) составе» Советского Союза независимо от национального самосознания, и заявили, что по этой причине термин «народность» следует предпочесть «национальности»[410]
. Осинский, анализируя соотношение между «народностью» и «национальностью», описал первую как этнографический базис «культурно-политической надстройки, которая превращает народность в национальность». Осинский доказывал, что «не все народности Союза эту надстройку до сих пор успели создать»[411]. Он добавлял, что у тех народов, кто успел это сделать (например, у грузин), «народность» и «национальность» можно считать синонимами. Прибегнув к риторике поддерживаемого государством развития, Осинский охарактеризовал перепись как инструмент содействия эволюции населения. Он объяснял, что с помощью этнографического знания, приобретенного в результате переписи, режим ускорит трансформацию народностей в национальности[412].Затем ЦСУ затронуло вопрос о том, как установить национальность народа, лишенного национального самосознания. Это стало центральной темой сентябрьского совещания в головной конторе управления. На совещании статистики из Комиссии по проведению Всесоюзной переписи и московские этнографы Богданов и Александр Максимов оценивали материалы, подготовленные подкомиссией КИПС по переписи[413]
. Все были согласны, что народность каждого респондента должна быть определена в беседе со счетчиком. Но оставался вопрос, за кем будет последнее слово, если счетчик решит, что ему ответили неправильно, – за респондентом или за счетчиком? Богданов утверждал, что свидетельства респондентов – «опасные источники» и могут привести к ошибкам, поэтому «более надежно было бы дать шанс наблюдающему»; он рекомендовал экспертам научить счетчиков распознавать, что происходит в регионах. С этим соглашался Василий Михайловский, московский статистик из Комиссии по проведению Всесоюзной переписи. Он доказывал, что национальные меньшинства особенно часто смешивают жительство в национальной республике с народностью и представители главной (титульной) национальности в этой республике будут поддерживать их в таком заблуждении[414]. Михайловский предложил, чтобы счетчики объясняли респондентам, что народность необязательно совпадает с жительством в конкретной национальной республике или области, и помогали им правильно отвечать на вопрос. Он утверждал, что счетчики должны будут исправлять ошибки, даже когда представители национальных меньшинств предпочтут регистрироваться в качестве представителей титульных национальностей. Другие статистики протестовали, видя в этом нарушение национальных прав, но Михайловский настаивал, что его цель – защита, а не разоблачение респондентов. Для иллюстрации своих намерений он объяснял, что дать счетчикам «право, если это не ответ на вопрос, настаивать на ответе на вопрос» не значит дать им право «заявлять по физиономии, кто ты – еврей, латыш или немец»[415].