Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

В попытках спасти свою дисциплину и себя – а иногда и подняться по карьерной лестнице – некоторые этнографы КИПС (в том числе Марр, Богораз и Михаил Худяков) обвиняли КИПС и ее руководителей. Они нападали на Ольденбурга и Руденко как на недобитков старого режима, не уделявших достаточного внимания политическим вопросам и отказавшихся применять марксистский подход к изучению населения[531]. Марр и Богораз призывали к реорганизации КИПС, настаивая, что комиссия такого типа необходима для советского государственного строительства. Эти этнографы заявляли, что ЦСУ нуждается в помощи КИПС в деле классификации народностей Советского Союза[532]. Марр предложил превратить КИПС в «научно-исследовательскую организацию», чья деятельность посвящена экономическому и культурному развитию народов СССР[533]. Он рекомендовал включить в ряды комиссии русских и нерусских экспертов, обученных марксистско-ленинской теории и этнографии[534]. В декабре 1929 года реорганизованная Академия наук назначила Марра председателем КИПС вместо Ольденбурга, а Худякова – ученым секретарем комиссии вместо Руденко[535].

Судя по опубликованным источникам, эта атака на этнографию возвестила конец влиянию этнографов на государственное строительство и «падение» их профессии[536]. Но архивные источники повествуют о более сложной истории. Несомненно, захват партией Академии наук и атака на бывших имперских экспертов имели трагические последствия для многих лиц и оказали гигантское влияние на все общественные науки, в том числе на этнографию. Партийные и государственные чиновники реорганизовали научные учреждения и комиссии, арестовали многих видных ученых, а других сняли с должностей. Между 1929 и 1931 годами Ольденбург был снят с должности, а другие этнографы КИПС, включая Золотарёва, – публично обвинены в «антисоветских» взглядах и деятельности. Руденко был арестован, после того как комиссия Фигатнера ложно обвинила его в том, что под предлогом этнографических экспедиций он занимался «организацией антисоветского движения на окраинах СССР»[537]. Но, вероятно, самым удивительным было то, что этнографы и другие эксперты продолжали свои исследования, от которых по-прежнему зависели партия и правительство[538].

Даже когда комиссия Фигатнера воевала с КИПС, государственные и партийные чиновники в центральных учреждениях и наркоматах (в ЦИК, Совете Национальностей, ЦСУ, Наркомпросе, НКВД и др.) продолжали сотрудничать с КИПС и запрашивать ее экспертизу. В тот самый период, с 1929 по 1931 год, этнографы КИПС участвовали в нескольких важных проектах. Они улаживали пограничные споры, служили экспертами-консультантами при коллективизации нерусских регионов, организовывали и проводили множество экспедиций. Оказалось, что партия все еще нуждается в профессиональных этнографах. Ольденбург и Золотарёв в этот период продолжали активную деятельность, невзирая на нападки; в 1934 году Руденко вышел из заключения и вернулся к научной работе[539].

С победой партии над Академией наук начался не упадок, а скорее изобретение «советской» этнографии. Профессиональные этнографы, работая над трансформацией «отсталых родов и племен» в «передовые советские нации» и артикулируя свои исследовательские цели и результаты на «марксистско-ленинском» языке, участвовали в процессе двойной советизации – населения и своей дисциплины[540]. В феврале 1930 года Академия наук реорганизовала КИПС и переименовала в Институт по изучению народов СССР (ИПИН). Марр, руководитель института, объяснял удаление термина «племенной» из названия тем, что племена имеют «лишь историческое значение… в Союзе», где «все племенные образования, не исключая и младописьменных и вовсе бесписьменных… получили или получают право на национальное самоопределение»[541]. Критикуя «феодально-буржуазное понимание» национальности как «неизменчивой социальной категории» и характеризуя национальность как «надстроечную категорию», основанную на «социально-экономических данных» (а не на расе), Марр объяснял, что ИПИН должен изучать процесс этноисторической трансформации, «происходящий на наших глазах»[542]. Новый институт, где работали бывшие этнографы КИПС и младшее поколение экспертов, обученное и марксистско-ленинской теории, и этнографии, должен был отслеживать, как коллективизация, индустриализация и другие программы революционизации советской экономики и общества ускоряют этноисторическое развитие населения[543].