Руденко, напротив, призывал коллег не фетишизировать прошлое. Он признавал, что все национальности имели в прошлом множество ярких отличительных черт и потеряли бóльшую часть своих этнографических особенностей по мере модернизации. Также он отмечал, что в революционных условиях, когда культура постоянно и быстро меняется, эволюционный процесс идет еще быстрее. Но в отличие от Крыжановского Руденко выступал за то, чтобы отдел учитывал это развитие и показывал «эволюцию человеческой культуры во всем многообразии ее проявления» –
Лишь в середине 1930‐х годов этнографы отдела вполне интегрировали термин «этнос» в свой дискурс[748]
. А до того они пытались уточнить свою дефиницию народности. К 1926 году категория народности стала лейтмотивом дискуссий внутри отдела, во многом подобно тому, как она стала базовой классификационной категорией Всесоюзной переписи. Этнографы ЛОНО (иногда в координации с КИПС) пытались определить, какие группы «инородцев» составляют отдельные народности. Также они обсуждали, как представить в экспозиции народности тюркизированные, обрусевшие или как-то иначе смешавшиеся с другими народами и утратившие свои оригинальные этнокультурные черты. Летом 1926 года некоторые этнографы отдела под эгидой КИПС организовали экспедиции, посвященные этим вопросам. Например, Руденко руководил экспедицией в Алтайском регионе Западной Сибири, изучая «наследование расовых признаков» (в данном случае физических) «при метисации» у «племен и племенных подразделений» этого региона. Золотарёв возглавил экспедицию в Центральное Поволжье, которая изучала татаризацию мишарей и русификацию мещеряков[749].С 1923 по 1927 год этнографы отдела участвовали в значимых обсуждениях и дискуссиях по поводу реорганизации музея и организовали несколько важных научных экспедиций. Но в залах этнографического отдела почти не произошло видимых изменений. В эти годы новый советский режим в основном занимался концептуальным завоеванием земель и народов на своей территории; этнографы, занятые первоочередными проектами в связи с переписью и картографией, не могли уделять большого внимания созданию новых этнографических экспозиций.
ЮБИЛЕЙ РЕВОЛЮЦИИ И КАМПАНИЯ ПО СОВЕТИЗАЦИИ МУЗЕЯ
1927 год стал поворотным в судьбе этнографического отдела и других культурных учреждений Советского Союза. По случаю десятилетнего юбилея Октябрьской революции партия и Наркомпрос организовали специальные мероприятия в музеях и театрах Москвы, Ленинграда и других городов. Для координации этой политико-просветительской работы партия усилила свое присутствие во многих культурных учреждениях, ключевых для гражданского образования, – в том числе и в этнографическом отделе[750]
. Празднование юбилея было важной, но не единственной причиной повышенного интереса партии к этнографическому музею. Завершив Всесоюзную перепись, демаркировав новые национально-территориальные границы и организовав новый административный аппарат, советский режим в основном завершил концептуальное завоевание. В то же время он усилил борьбу на идеологическом фронте, пытаясь изменить массовое сознание действиями в области культуры[751]. Пока советские лидеры обсуждали переход революции на «следующую стадию», Ленинградская организация Коммунистической партии и отдел политпросвета (политического просвещения) ЛОНО стали изучать возможность использовать этнографический отдел и его экспозиции, чтобы ознакомить население с преобразовательной программой революции и тем самым содействовать реализации этой программы[752]. Одной из частных целей было ознакомление жителей Ленинграда – в большинстве своем этнических русских – с национальным разнообразием их сограждан по СССР.