Читаем Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза полностью

В апреле 1927 года группа активистов политпросвета совершила экскурсию по этнографическому отделу и обрушилась с уничтожающей критикой на экспозицию «Народы СССР». По словам этих активистов, демонстрация сибирских шаманов в пышных церемониальных одеяниях свидетельствовала о провале попыток советской власти искоренить суеверия и «поднять культурный уровень населения». Кроме того, витрины музея, наполненные старинными плугами и архаичными орудиями из Туркестана и Украины, не показывали результатов государственных кампаний по механизации земледелия в нерусских сельских регионах. Где трактор? Активисты настаивали, что этнографам пора отказаться от демонстрации редких, экзотических и примитивных экспонатов и начать демонстрировать процесс советизации[753]. Эти активисты политпросвета – все они были членами партии, имеющими опыт работы в образовании и пропаганде (без формального этнографического образования), – входили в новую партийную ячейку Этнографического бюро. В этой же ячейке состояли несколько профессиональных этнографов из этнографического отдела и Музея антропологии и этнографии[754].

С лета 1927 года партийная ячейка Этнографического бюро и остальные сотрудники этнографического отдела (в основном беспартийные) посвятили себя важной, хотя и нечетко поставленной задаче: понять, на что похожи «советские народности» и каким образом музею представить их в экспозиции. По ходу этой работы разразился кризис репрезентации. Если народы Советского Союза променяли свои традиционные костюмы на современную одежду, устаревшие орудия на машины новейшего образца, а религиозные обряды на советские практики, то чем разные народности отличаются друг от друга? Должны ли манекены по-прежнему различаться расовыми признаками, или это противоречит тому официальному положению, что национальность не детерминирована биологически, а зависит от культурно-исторических факторов? Участвуя во Всесоюзной переписи 1926 года, некоторые этнографы отдела (бывшие также членами КИПС) пришли к выводу, что культура, язык, религия, быт, физический тип и хозяйственные практики – важные признаки национальности, но решающим в конечном счете является индивидуальное самоопределение. Однако эту формулу нельзя было применить к музейной экспозиции, поскольку рассказать о своем собственном национальном самосознании не мог ни один, даже самый правдоподобный, манекен.

Активисты политпросвета из партийной ячейки предложили, чтобы новые этнографические экспозиции осветили достижения национальных республик и областей в период экономической и социальной революции. Новые экспозиции могли бы документировать успехи всесоюзной индустриализации и электрификации, создание таких учреждений, как функционирующие на национальных языках школы, театры и клубы, формирование воинских частей с национальными языками и развитие наук и искусств на местах[755]. Кроме того, активисты предлагали различать советские национальности не столько по древним этнографическим особенностям (таким, как религиозные обряды и суеверия), сколько по сочетаниям национально-культурных форм (например, национальных костюмов и танцев) с хозяйственными практиками[756]. Похоже, что в этом они ориентировались на конкретную модель – Всесоюзную сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку 1923 года. Эта московская выставка, посвященная созданию Советского Союза и переходу экономики на мирные рельсы, включала в себя республиканские и областные павильоны, предназначенные для демонстрации природных ресурсов и хозяйственной направленности каждого этнотерриториального региона[757]. Такая модель реорганизации экспозиций этнографического отдела имела своих сторонников, особенно среди аспирантов Ленинградского государственного университета, обучавшихся этнографии у Льва Штернберга (к тому времени уже покойного)[758]. Но большинство этнографов отдела не хотели превращать свой музей в выставку хозяйственных достижений. Они вздохнули с облегчением, когда партийная ячейка признала, что у отдела не хватает средств, чтобы успеть с реорганизацией экспозиции к десятилетнему юбилею.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука