Октябрь быстро приближался, и активисты с этнографами пришли к некоему странному компромиссу: они согласились сотрудничать в рамках партийной ячейки, чтобы разработать программы нескольких экскурсий с сопровождением; экспозиция останется та же самая (с дореволюционных времен!), но тексты будут новые, о достижениях революции. Были срочно подготовлены планы новых экскурсий с рассказами об экономических и культурных преобразованиях, об антирелигиозной кампании и советском подходе к национальному и колониальному вопросам, который противопоставлялся политике Российской империи и европейских колониальных держав[759]
. Согласно предложенному плану, обученные экскурсоводы (сотрудники музея, педагоги и аспиранты Ленинградского государственного университета) должны были водить посетителей по музею и рассказывать о переходе от дореволюционного прошлого к советскому настоящему. Хотя экспозиция осталась той же, впечатления от посещения музея должны были измениться – по крайней мере, такова была цель[760].Так начались новые музейные экскурсии, посвященные землям и народам Советского Союза. В рамках одной из таких экскурсий – «Октябрь и народы СССР» – маленькие группы индивидуальных посетителей и большие группы школьников, рабочих и красноармейцев осматривали музейные коллекции из Сибири, Киргизской АССР и Ленинградской области. На этом маршруте применялся культурно-эволюционный подход: демонстрировалась хронологическая последовательность движения от «менее развитых» народов к «более развитым». В соответствии с той ленинской идеей, что революционные акторы могут ускорить исторический прогресс, в ходе экскурсии подчеркивалось, что советский режим ускорил развитие культуры и экономики всех народов СССР, на какой бы эволюционной стадии они ни находились[761]
. Вначале посетители музея знакомились с народами Сибири – чукчами, тунгусами и бурятами. В чукотской экспозиции им показывали костяные блюда, охотничьи орудия, меховые шубы и деревянные сани, типичные для «низкой культуры». Экскурсовод объяснял, что царское правительство эксплуатировало коренные народы Сибири, но советское правительство выручает их, принимая «меры к улучшению быта и развитию культуры и хозяйства». Затем посетители осматривали церемониальные предметы сибирских шаманов, а экскурсовод объяснял, что шаманизм – «продукт низкой культуры». Он рассказывал о том, что делает Советское государство для просвещения масс в Сибири, в том числе о создании культурных центров с медицинскими пунктами, школами и образовательными лекториями. Далее посетители проходили в киргизские залы, где осматривали манекен невесты и узнавали, что советская власть стремится уничтожить уплату выкупа за невесту и эмансипировать женщин. Экскурсия заканчивалась в залах, посвященных «Северной Великороссии» (включая Ленинградскую область), где посетители знакомились с великорусскими и западнофинскими крестьянами. Они осматривали традиционные земледельческие орудия, а экскурсовод описывал действия советской власти по модернизации сельскохозяйственного производства; осматривали рыболовные снасти разных эпох, а экскурсовод рассказывал об эксплуатации рыбаков при царизме, о советских мероприятиях по усовершенствованию рыболовства и о роли рыболовства в экономике СССР[762]. На экскурсиях по другим отделам музейной коллекции применялся аналогичный подход[763].Эти новые экскурсионные программы, может быть, и показывали экспозицию этнографического отдела под идеологически правильным углом, но на практике были слишком сухи и неинтересны для посетителей музея (в большинстве своем малообразованных). Учтя это, в 1928 году партия и Наркомпрос организовали новую кампанию по «советизации» этнографического отдела в более широком смысле – по превращению его в музей, эксплицитно нацеленный на массы. В июне того года Ленинградская партийная организация и ЛОНО создали вторую в Ленинграде партийную ячейку этнографов. Первая ячейка (переименованная в «методическую») курировала идейное содержание экспозиций, а новая культурно-просветительская занялась этнографическими музеями в качестве советских учреждений гражданского образования[764]
. Первая пыталась определить, как должны выглядеть советские народности, а вторая ставила вопрос, каким образом советский музей должен просвещать и развлекать массы. Новая партийная ячейка тоже объединяла этнографов и активистов политпросвета и включала в свой состав беспартийных этнографов. Активисты политпросвета и беспартийные этнографы не всегда соглашались в вопросе о том, что должен знать советский гражданин, но и те и другие стремились повысить привлекательность музея, расширить его аудиторию и поднять «культурный уровень» населения[765].