Империя пера Екатерины II: литература как политика

Непосредственным поводом к выведению Калиостро на русской сцене в качестве кумира русских «обольщенных» послужило судебное дело против Калиостро во Франции. В 1784 году Калиостро объявился в Париже в качестве основателя «египетского масонства». Само «учение» Калиостро – это эклектика поверхностно понятых гностических учений, Каббалы, теории Сведенборга и практических опытов месмеризма. Однако примечательно, что Калиостро выдвигает на первый план именно то, что с энтузиазмом принимается европейским обществом, готовым подчинить себя «аллегориям секулярной религии»[237]. Он толерантен к религии – человек любой веры может быть принятым в ложу. Он открывает женские масонские ложи; он прибегает к своим гипнотическим способностям и практикует всевозможные целительные сеансы. Он использует представление масонов о золоте как о самом совершенном металле, манипулирует алхимической составляющей масонства – и обогащается за счет доверчивых любителей злата, одновременно обретая высокопоставленных покровителей.

Десятки масонских лож, увлечение всеми видами мистики и «животного мистицизма» – таков был Париж накануне Французской революции[238]. Калиостро становится популярным, вхожим в самые высокие круги – кардинал де Роган, близкий к королеве, покровительствует ему. Однако в августе 1785 года Калиостро посадили в Бастилию как соучастника в деле с ожерельем Марии-Антуанетты, по которому де Роган был главным обвиняемым, будто бы купившим для королевы бриллиантовое ожерелье, которое она не получила. В июне 1786 года Калиостро выпустили из Бастилии, но ему было приказано навсегда покинуть Францию. Представляя Калиостро как символическую фигуру масонства в его наиболее страшном для власти варианте – в виде злодейского иллюминатства, Екатерина нашла чрезвычайно колоритный материал и абсолютно выигрышный способ для создания мифа о масонах. Одновременно деконструируя этот миф о всесилии иллюминатов, делая героя смешным и незадачливым вором, схваченным во время бегства из города, императрица «обезвреживала» потенциальную угрозу. Эта угроза была литературным образом переосмыслена. Реальность должна была, по замыслу императрицы, следовать за имперской литературой – и подчиняться ей.

Московские толкователи в комедии «Обольщенный»

Показательно, что императрица называет свою вторую комедию, используя пассивный залог («Обольщенный»), в противоположность активному субъекту первой комедии – «Обманщик». Французские названия обеих пьес, регулярно упоминаемые в письмах к европейским корреспондентам, звучали еще более наглядно, так как использовался один корень: Le Trompeur и Le Trompé. Игра с названиями указывала на то, что Екатерине важно было подчеркнуть «пассивный» характер увлечения масонством русских протагонистов. Герои комедии были сознательно «обмануты» шарлатанами и мошенниками, и потому их «вина» несколько минимизируется, тем более что дворяне сами оказываются жертвами не только идеологического обмана, но и настоящего уголовного преступления.

Важна была не только общая для всех трех комедий сюжетная парадигма – иноземный или социально/религиозно чуждый шарлатан (Калифалкжерстон, Протолк, шаман Амбан-Лай) обманывает русскую дворянскую семью лжемудростью[239], а в конечном счете крадет драгоценности, деньги или векселя. Особенно пародийна была сцена в «Обольщенном», где на месте взломанного ларца обманутого хозяина дома Радотова остаются масонские «инструменты» взлома – долото и молоток.

«Иноземный» Калифалкжерстон в «Обольщенном» заменяется целой шайкой «обманщиков» с большой дороги. Главным, конечно, является некий таинственный Протолк, чье происхождение и социальный статус остаются неясными. Трудно даже идентифицировать, русский он или иностранец. В единственной сцене, где Протолк активно действует, изображен спиритический сеанс с малым «дитём» в качестве медиума. Подобные сеансы не устраивались русскими мартинистами (а именно они были главным объектом осмеяния), но широко практиковались Калиостро и другими иностранными шарлатанами.