Империя пера Екатерины II: литература как политика

Само имя этого персонажа – Протолк – оставлено нерусифицированным, без типичных русских окончаний, которые Екатерина тщательно добавляла к «говорящим» корням. Имя этого героя апеллирует не к «протАлкивать», а к слову «протОлкать», для которого в известном словаре В. И. Даля имеются следующие синонимы: «протолковать, протолмить, протолочь». Протолк – это тот, кто толкует, комментирует и даже переводит, поскольку толмач (от «толмить, толмачить») – переводчик, а в некоторых диалектах сохранилось старое значение «толмить» как «твердить», «бубнить». Помощники Протолка – Бармотин, Бебин, Дадякин – наделены фамилиями, вызывающими ассоциации с невнятной или детской речью. Действие комедии происходит в доме «обольщенного» Радотова, чья фамилия происходит от французского «radoter» – невнятно и несвязно бормотать. Екатерина намеренно представляла масонство не как серьезную философскую систему религиозно-мистического толка, но как детскую игру с невнятными заклинаниями и бессмысленными ритуальными фразами.

Объектом насмешки в этой комедии были в первую очередь московские мистики-мартинисты во главе с Новиковым. Текст, как указал еще Н. С. Тихонравов[240], содержал своеобразную отсылку к екатерининской ранней комедии «О Время!», в которой имелось прямое обращение к Новикову как к автору письма-рецензии на эту комедию в его собственном журнале «Живописец». Когда-то, в 1772 году, Новиков открывал свой журнал письмом «Неизвестному г. Сочинителю комедии О Время, приписание», где восхищался «остротой», с которой автор (сама Екатерина) нападал на непросвещенные московские нравы, подверженные суевериям, увлечению шарлатанскими предсказаниями и врачеваниями. Символом этих диких суеверий была героиня комедии «О Время!» госпожа Чудихина, верящая в колдунов, порчу, целителей-шарлатанов. Тогда Екатерина сама с одобрением отвечала Новикову в «Живописце» – диалог велся по одну сторону баррикад против всего, что мешало Просвещению в России.

Теперь, спустя четырнадцать лет, Новиков и его кружки, как полагает императрица, оказались по другую сторону баррикад, на стороне мистиков и шарлатанов. Бритягин (рупор мнений самой императрицы) упрекает Радотова именно в этом, а здравомыслящая мать Радотова даже советует обольщенному сыну подписываться именем Чудихиной:

Бритягин. Вспомни сам, несколько лет тому назад колико ты смеялся много сестре нашей двоюродной, госпоже Чудихиной, теперь уподобляяся предубеждениями точно ей. ‹…›

Радотова мать (к сыну). Пишись, буде хочешь, ея именем и прозванием, только меня не увидишь более в своем доме, покамест шалить не перестанешь (I, 296).

В доме Радотова устраиваются собрания, на которых Протолк и его ученики занимаются толкованием мистических книг, принимают новых членов в свой кружок. Дочь Радотова Таиса также «обольщена» мистикой, «вдалася в скучные мудрования» (I, 300). В ее речах угадываются обрывки гностических учений; она ругает служанку, спасшую бабочку от огня свечи, так как «бабочка есть душек, которому пламенем надлежало очищаться» (I, 312). Отец собирается выдать ее замуж за Протолка, а сама она без конца повторяет слова «учителя». Дом Радотова наполнен «толкователями», которые вытесняют обычные чувства из головы Радотова, уклоняющегося от всех семейных привязанностей и обычных светских развлечений. Эти «толкователи» были обнаружены Радотовым где-то на большой дороге, все они – люди незнатного происхождения, без всякого социального статуса. Жена Радотова рассказывает о том, как ее муж познакомился с ними: «С тех пор, как последний раз был в отпуску: на дороге, что ли, встретился с каким-то человеком, которого он привез сюда; с ним он запершись сидит долго, и приводят к нему еще несколько людей, коих имяна и состояние мало кому известно. Одеты они дурно, говорят языком не вразумительным, лицами бледны, от голода ли то, не ведаю; но когда с ним обедают, тогда для них вдвое пить и есть изготовить надлежит» (I, 292).