Правительство видело эту проблему в ином свете, главным образом потому, что своеобразная иерархия «общественных благ» в глазах чиновников отличалась от аналогичной иерархии в либеральной теории. С точки зрения чиновников, железные дороги обладали бесспорным приоритетом в качестве объектов геополитического значения. Прочие «блага», даже имевшие сходные с железными дорогами смысл и значимость, не считались в достаточной мере «общественными». В том, как государство прибегало к экспроприации, ярко отражались приоритеты правительственной политики. Например, в 1886 году правительство даровало епархиальным начальствам и советам по делам Православных сельских народных училищ в прибалтийских губерниях право отчуждения земель с целью строительства православных церквей, соборов, часовен, воскресных школ и прочих зданий для новых православных приходов[425]
. (В центральных губерниях православным приходам приходилось покупать землю для этих целей на свои собственные средства.) Очевидно, насаждение православия на западных границах империи, по мнению правительства, было достаточным основанием для того, чтобы причислить такие начинания к категории «общественных благ».Эти различия в иерархии ценностей объясняют, почему правительство отвергало проекты по национализации рек и не желало пользоваться своими полномочиями для экспроприации тех или иных водных путей ради создания оросительных систем или строительства промышленных предприятий. Лишь такой мощный стимул, как голод 1891 года, вынудил власть пересмотреть свои приоритеты и ограничить право частных собственников распоряжаться реками. Многолетние дискуссии в обществе и в бюрократических сферах привели к изданию закона, разрешавшего экспроприацию земель для строительства оросительных и осушительных каналов. Другие попытки объявить воду «общественно значимой» – в качестве источника гидроэнергии и средства коммуникации – были менее успешными. Лишь в 1913 году правительство начало продвигать закон, согласно которому гидроэнергия признавалась «общественным благом», таким же как железные дороги.
Отмена крепостного права принесла с собой новые задачи, вставшие перед всей сельской экономикой, и привлекла повышенное внимание к вопросу о ее продуктивности. Мало было провозгласить свободу крестьян: после реформы властям пришлось заняться новыми проблемами, связанными с развитием сельского хозяйства. Начиная с 1870‐х годов Министерство государственных имуществ инициировало ряд проектов мелиорации, предусматривавших осушение болот и орошение степей. Поощряя частную и местную инициативу в сфере мелиорации, правительство ожидало усиления конфликтов между владельцами речных берегов и их соседями, владевшими землями выше по течению и желавшими рыть каналы для орошения или осушения своих полей. Новые местные органы самоуправления энергично взялись за внедрение новых сельскохозяйственных приемов, но они тоже сталкивались с сопротивлением со стороны землевладельцев. В 1870‐е годы в правительство поступало множество обращений от земств и губернских властей Новгородской, Курляндской, Лифляндской, Псковской, Тамбовской, Екатеринославской и других губерний, призывавших его издать новый закон или даровать право разрешения конфликтов между владельцами земли и владельцами вод[426]
. В губерниях затевались многочисленные судебные тяжбы, в итоге попадавшие в Сенат, который признавал, что соответствующие права землевладельцев и землеустроителей не определены законом[427].