Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

С учетом популярности идеи экспроприации не приходится удивляться тому, что в начале XX века в экспроприации стали видеть способ решения самых злободневных социальных вопросов, угрожавших стабильности империи, включая и проблему крестьянского земельного голода[413]. Само правительство несколько раз предлагало положить конец крестьянскому земельному голоду путем экспроприации «излишка» дворянских земель[414]. Николай II отверг эти предложения, заявив, что «частная собственность должна оставаться неприкосновенной»[415]. Тем не менее в 1906 году конституционные демократы снова предложили прибегнуть к праву государства на отчуждение частной собственности с тем, чтобы покончить с дефицитом пахотной земли в деревне. Аграрная программа кадетов[416] предполагала создание государственного земельного фонда ради ликвидации крестьянского голода на землю путем отчуждения государственных, церковных и дворцовых земель и экспроприации известной части частных земель за компенсацию на основе «справедливой (не рыночной) оценки»[417]. Земли из этого фонда должны были выдаваться в вечное пользование (не собственность) крестьянам без права на отчуждение[418].

Аграрная кадетская программа в своих предпосылках стремилась закрепить логику экспроприации, разработанную применительно к другим благам (леса, недра, железные дороги), путем распространения ее на аграрные отношения[419]. Само собой, если охрана лесов и исторических памятников (речь о которых пойдет ниже), а также развитие национальной промышленности считались достаточными основаниями для отхода от идеала неотчуждаемой собственности, то самая злободневная проблема российской социальной и экономической жизни – крестьянский земельный голод – тем более заслуживала отказа от строгого принципа частной собственности. «Вопрос о праве принудительного отчуждения земельного имущества в принципе не может в настоящее время встречать возражений, так как современное государство отрешилось от идеи священной и неприкосновенной собственности. Оно вторгается во все имущественные отношения в видах общественного блага, и такое вторжение имеет тенденцию к расширению, а не сокращению»[420], – утверждал Иван Петрункевич. В качестве решающего доказательства того, что частная собственность совместима с экспроприацией, либералы ссылались на освобождение крестьян в 1861 году. Отмена крепостного права трактовалась юристами (не только кадетскими) как «крупнейшая экспроприация, которую знает современная история»[421].

Заявления кадетских правоведов служили ярким выражением идеи о том, что защита прав человека (в случае безземельных крестьян – права на труд) представляет собой величайшее общественное благо. «Правосознание нашего времени выше права собственности ставит право человеческой личности, и во имя этого права, во имя человеческого достоинства, во имя свободы устраняет идею неотчуждаемой собственности»[422], – утверждал видный юрист и философ Павел Новгородцев. По мнению кадетов, представление государства о неприкосновенности прав собственности было в своей основе ложным. Как указывал Лев Петражицкий, еще один известный правовед, «во всяком элементарном учебнике гражданского права можно найти разъяснение, что неприкосновенность собственности имеет вовсе не смысл как-то абсолютной неотъемлемости, а иной смысл, такой, с которым вполне мирится начало принудительного отчуждения со справедливым вознаграждением». Таким образом, утверждали кадеты, этот механизм мог быть использован для проведения крупномасштабной аграрной реформы, тем более что «современное законодательство, особенно по вопросу о земле, проникнуто идеей принудительного отчуждения»[423]. Аграрная реформа представлялась достаточно «публичным» основанием для экспроприации земель[424].

Аграрная инициатива кадетов не принесла результатов. Правительство предпочло решать проблемы аграрного развития иным образом, избрав путь приватизации крестьянских общинных земель вместо экспроприации дворянской собственности. Тем не менее этот эпизод показывает, что растяжимость идеи «общественного блага», к которой стали относить и такие ценности, как социальный мир и экономическое благосостояние всех членов общества, повлекла за собой повышенные ожидания по отношению к государству. Согласно представлениям либералов, государство было обязано воспользоваться своим монопольным правом на экспроприацию ради решения самых сложных вопросов. Если «общественное благо» требовало, чтобы кто-то поступился своими правами ради других, то государство должно было вмешаться и выплатить владельцу справедливую компенсацию за его собственность.