Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Перед лицом такого непреодолимого юридического препятствия, как российская система прав собственности, промышленники и судовладельцы инициировали разработку проекта нового водного закона для европейских губерний России. Проект закона «По вопросу об объеме прав государства на судоходные реки» (1900), предложенный Особой комиссией Российского Императорского общества судоходства, декларировал общественный характер крупных рек. Следует отметить, что комиссия данного общества не являлась правительственной и состояла из экспертов (инженеров, юристов) и предпринимателей. Выработка законопроектов никогда не входила в число основных целей и задач общества судоходства; однако судовладельцы и инженеры, столкнувшись с невозможностью реализации ряда своих самых амбициозных планов, были вынуждены обратиться за содействием к правоведам и погрузиться в юридическую казуистику. Они хотели не только деприватизировать воду, но и наделить ее особым юридическим статусом: подрывая принцип частной собственности, они все же не желали уступать все права на воду государству и указывали, что государство не в состоянии осуществлять эффективное владение и управление этими предприятиями[468]. Соответственно, комиссия выступала за проведение разграничительной линии между общественными интересами и государственной собственностью и ставила вопрос общего характера о выработке нового определения «государственной собственности» «как особого юридического отношения к объектам общего пользования, при котором власть является не собственником, а лишь распорядителем вещи в интересах общественного пользования ею» (курсив мой. – Е. П.). Сенатор И. И. Карницкий[469], приглашенный член Комиссии по вопросу об объеме прав государства на судоходные реки и глава Редакционной комиссии по разработке нового Гражданского уложения, указывал, что реки и водные ресурсы должны считаться dominium publicum и эксплуатироваться в интересах общества. В отношении общественной сферы государство должно было использовать «публично-правовой» (в противоположность «частно-правовому») подход, предполагавший, что естественные ресурсы как собственность не принадлежат ни государству, ни частным владельцам[470]. «Публичный» статус рек должен был сделать их доступными для промышленников под контролем государства и в то же время стать гарантией против монополизации их ресурсов.

Дискуссия о статусе рек получила дополнительный импульс из стороннего источника: в 1898–1902 годах Сенат Великого княжества Финляндского утвердил серию новых законов, упрощавших процесс экспроприации (начиная с закона об экспроприации, принятого 14 июля 1898 года), устанавливавших правила сооружения гидроэлектростанций (закон о гидроэлектрических предприятиях, 11.04.1901) и прояснявших вопрос о собственности на реки (Водный закон, 10.07.1902)[471]. Шум, поднятый финскими водными законами, еще сильнее высветил консерватизм русского имперского законодательства и привлек внимание к отсутствию работающих законов об экспроприации[472]. Наряду с предложениями промышленников о строительстве гидроэлектростанций на российских реках правительство получало петиции от научных и предпринимательских кругов, призывавших его пересмотреть права на воду и законы об экспроприации[473]. В решении этого вопроса были заинтересованы и правительство, и промышленники: государство не имело средств для проведения дорогостоящих работ по соединению рек (например, стоимость водного пути между Балтийским и Черным морями оценивалась в 200 млн рублей) и полагалось на частный капитал[474], в то время как частные собственники рассчитывали получить доступ к этому прибыльному бизнесу.

Но все старания судовладельцев и инженеров получить концессии на строительство гидроэлектростанций на Днепре, устранение препятствий для судоходства по этой реке и снабжение Петербурга электроэнергией окончились ничем, как и попытки Министерства путей сообщения протолкнуть через бюрократические инстанции проект нового водного закона, закреплявшего за государством привилегию на использование энергии падающей воды[475]. По словам редактора главного журнала российских судовладельцев Николая Жанколя, эти попытки натолкнулись на непреодолимое сопротивление других высших государственных учреждений, которые упрямо защищали принцип частной собственности[476].