Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Дискуссия по вопросу о правах собственности на воду выявила наличие многочисленных разногласий, которые не сводились к противостоянию между защитниками частной собственности и сторонниками национализации[481]. Использовать гидроэнергию научились относительно недавно, и инженеры предупреждали, что государство может отказаться от претензий на воду прежде, чем в полной мере осознает возможности ее эксплуатации[482]. Призывы к национализации воды исходили и от местных общин, опасавшихся монополизации ресурсов капиталистами: они полагали, что в данном случае местные общины ничего не получат и даже утратят свои права на использование вод в сельскохозяйственных целях и для рыболовства[483]. Таким образом, дискуссия приобрела еще один аспект: национализация ресурсов и усиление государственного контроля над доступом к воде казались привлекательными в глазах местной кустарной промышленности, которая стремилась защититься от монополизации рек крупными предприятиями[484] и городскими властями. С точки зрения местных сообществ, национализация должна была выглядеть иначе, чем ее представляли себе промышленники и гидроинженеры. Орловский губернский комитет о нуждах сельского хозяйства (его точка зрения особенно интересна, поскольку орловская община, находившаяся далеко от Днепра, в отличие от земств Херсонской, Киевской и Екатеринославской губерний, не участвовала в политической борьбе за доступ к этой большой реке) выражал наивную убежденность в том, что открытие новых способов использования гидроэнергии спасет кустарную промышленность от упадка, в который ее ввергло изобретение паровой машины. Став хозяином всех вод и взяв в свои руки контроль над новой волной индустриализации, правительство дало бы России шанс «избежать перипетий капиталистического строя»[485]. Идея муниципализации производства электроэнергии, выдвинутая делегатами от Орловской губернии, была активно поддержана членами органов городского самоуправления, поскольку города являлись главными потребителями электроэнергии. В 1904–1905 годах в Петербургской городской думе обсуждался вопрос о покупке водопадов для электрификации линий конки[486], и только Русско-японская война и последующие финансовые проблемы расстроили эти планы.

РЕФОРМА РУССКОГО ГРАЖДАНСКОГО УЛОЖЕНИЯ

Похоже, что ни правительство, ни предприниматели не могли разрешить противоречия в вопросе о правах на воду. Правительство не хотело покушаться на права частной собственности, опасаясь пошатнуть и без того ненадежную социальную основу режима. Но в то же время оно не могло пойти и на то, чтобы уступить этот ценный ресурс некоей неопределенной «общественности». В свою очередь, большинство промышленников просто не желали допускать того, чтобы права на воду достались государству, и пытались получить доступ к частным водам.

Самым слабым местом идеи об общественной собственности на водные ресурсы являлся вопрос о том, какая сила может выступать в качестве субъекта этого права. Французские юристы решили эту дилемму, признав, что «общественная собственность» – просто условность, в реальности указывающая на отсутствие чьих-либо прав собственности, когда речь идет об «общих вещах»[487]. Соответственно, отправление некоторых функций – в первую очередь охрана объектов, имеющих общественную ценность, – поручалось государству или местным сообществам. Однако некоторым русским юристам эта концепция «вещей, никому не принадлежащих», представлялась крайне сомнительной. Иллюстрацией к попыткам определить конкретный юридический статус общих вещей служит любопытная дискуссия, проходившая в начале 1890‐х годов. В 1893 году в Московском юридическом обществе разбирался доклад «Водное право, его основные начала в иностранных и русском законодательствах». Ее автор, И. А. Базанов, выступал за то, чтобы признать водные ресурсы публичной собственностью, открытой для пользования. Признанный лидер русских специалистов по административному праву, И. Т. Тарасов, предложил заменить неуклюжий термин «обобществление», под которым Базанов имел в виду наделение воды общественным статусом, более удобным понятием «огосударствление». Он указывал на сходство между контролем государства над водопользованием в общих интересах и государственным управлением железными дорогами, которые к 1890‐м годам по большей части были выкуплены казной у частных владельцев. Тарасов, верный последователь германского Polizeiwissenschaft, призывал отказаться от запутанных аргументов об общественном статусе воды и просто признать ее законной собственностью государства[488].