Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Новшеством в рассуждениях Тихеева являлось его определение государственной собственности. На момент составления его проекта действующее Гражданское уложение и комментарии к нему давали единственное объяснение этого понятия: государственная собственность есть собственность правительства, представленного казной. Тем не менее Тихеев, заявляя, что никто не может владеть водой, не делал исключения и для государства или, согласно русской юридической терминологии, для казны как частного владельца государственного имущества. Вода, по его мнению, не являлась ничьей собственностью и государство должно относиться к ней не как к объекту собственности, а как к объекту, находящемуся в публичном управлении. Таким образом, цель закона заключалась «не в присвоении каких-либо исключительных прав государству на воды… и лишь в удержании за правительством права распоряжения оными в пользу всего населения»[522]. Помимо того, эти полномочия варьировались в зависимости от того, к какой категории принадлежала вода: находившаяся в пользовании у частных лиц или у общин подлежала государственному контролю, в то время как «свободными» водами могло распоряжаться Министерство государственных имуществ, но не как государственной собственностью

per se, не как источником государственных поступлений или товаром. Государственная вода должна была стать ресурсом для сельскохозяйственного развития и удовлетворения «общих» потребностей. И правительство должно было решать, каким «предприятиям» можно разрешить использование этих «свободных» вод – в зависимости от их «пользы» для региона.

Такое решение запутанного вопроса прав на воду не встретило единодушной поддержки даже среди членов комиссии[523]

. Однако Тихееву все же удалось сохранить свою формулировку, и новая «правительственная» концепция водных прав была предъявлена на рассмотрение центральным министерствам и Государственному совету. Но, судя по всему, на этом этапе (совет при министре) название закона было изменено: длительная проработка проекта «Положения о праве на воду и о порядке орошения земель в Закавказье» привела к разработке «Положения

о пользовании водами для орошения земель в Закавказье».

Какой была реакция центральных властей на идею Тихеева создать новую модель имущественных прав государства? В Государственном совете его проект столкнулся с сильным отпором со стороны двух ключевых министерств – внутренних дел[524]

и юстиции. Им не понравилось, как Тихеев трактовал закон и понимал отношение государства к ресурсам. Министр юстиции Д. Н. Набоков заявил, что вода не может быть «государственной собственностью» и в то же время не принадлежать государству. По словам Набокова, ключевая идея проекта – согласно которой вода никому не принадлежит – противоречит российским законам, не допускающим существования «вещей бесхозных». «Все имущества, не принадлежащие никому в особенности… принадлежат к составу имуществ государственных», – указывал министр, цитируя Свод законов. Если у государства не имеется законных оснований, чтобы присваивать себе право собственности на воду, то оно не должно его монополизировать. Набоков, очевидно, не распознал в проекте Тихеева «публичного» подхода и интерпретировал порой двусмысленные формулировки русских законов одним единственным образом: государственная собственность – то есть объекты, являющиеся государственным имуществом, – принадлежит казне. Государственный совет в этом споре встал на сторону Набокова и вычеркнул из проекта Тихеева первую статью, гласившую: «Все воды Закавказья, независимо того, на чьей земле они находятся, не составляя чьей-либо собственности, состоят в распоряжении правительства… и именуются государственными»[525]. В новой статье ничего не говорилось о том, кто является владельцем воды, а просто указывалось, что собственность на нее подлежит ограничениям: «Права владельца на воды, когда они выходят за пределы одного владения, ограничиваются правом участия других владельцев в пользовании водой для орошения земель и для других целей»[526]. В итоге закон, утвержденный Государственным советом и 3 декабря 1890 года подписанный Александром III, просто уточнял и подтверждал ограничения на права частных собственников, наложенные на землевладельцев согласно русскому Гражданскому уложению.