Понятие «государственная вода», которое Тихеев настойчиво использовал во всех разделах своего законопроекта, исчезло из закона: государство выступало в нем не как собственник воды, а как администратор. Тем не менее, несмотря на то что Государственный совет радикально изменил риторику проекта Тихеева в тех случаях, когда она противоречила терминологии русского Гражданского уложения, принятый закон сохранил свое административное содержание. Он породил на свет обширную сеть институций, занимавшихся ирригацией (в лице местных выборных должностных лиц и служащих Министерства государственных имуществ) и улаживанием конфликтов между пользователями водных ресурсов. Он жестко ограничил имущественные права землевладельцев на текущую воду. Владельцы земель, примыкавших к рекам (даже в тех случаях, когда река пересекала чьи-то земли), не только лишились «права собственности» на воду этих рек, но даже не могли пользоваться этой водой без особого разрешения властей. Право на водопользование могло быть даровано и отобрано как назначенными и выборными представителями местных общин, так и русскими экспертами и администраторами (инженерами, водными инспекторами, юристами). Таким образом, почти вся вода в Закавказье по сути стала «государственной», как и планировал Тихеев. Тем не менее в законе сохранился и термин «частная» вода, как назывались небольшие водоемы и ручьи, расположенные в пределах одного земельного надела.
В законе 1890 года можно было бы усмотреть не более чем очередную реформу, в ходе которой на свет появилась новая ветвь административных органов, если бы его разработка не затронула (причем впервые) более общих и принципиальных моментов – сущности и пределов прав собственности, как частных, так и государственных, гибкости русского юридического лексикона и его совместимости с другими правовыми системами. В ходе дискуссий о водном праве русские администраторы и юристы обнаружили дефицит терминологии, описывающей имущественные отношения в русском Гражданском уложении: оказалось, что в нем нет выражения для описания отношения государства к «публичным» объектам, находящимся в единоличном использовании или владении. Русское Гражданское уложение опиралось на идею абсолютных и эксклюзивных прав собственности. Если кто-либо был владельцем земли или воды, то никто другой, включая и само государство, не мог заявлять о правах собственности на них. Верно было и обратное: то, что считалось государственной собственностью, находилось в полном и исключительном обладании казны. Но в сфере прав на воду система эксклюзивных прав собственности в случае конфликта между частными и общественными интересам была непригодной. Правительство в этой ситуации не могло предложить альтернативного (по сравнению с полной собственностью) описания отношения государства к воде, которое бы и удовлетворяло концепциям русского Гражданского уложения, и обеспечивало потребности местной экономики. Попытки провести грань между частными и общественными (или государственными) интересами на основе исламской концепции государства как верховного собственника не встречали понимания в правительстве. В итоге в закон 1890 года не попали такие выражения, как «имущество» и «собственность»; вместо них предпочтение было отдано «пользованию», «распоряжению» и «управлению».
Разработка законов о воде для Туркестана началась почти через двадцать лет после реформы в Закавказье. За это время многое изменилось. В частности, правительство начало активную кампанию по переселению, и если водный закон для Закавказья принимался не для того, чтобы подготовить земли для русских поселенцев, то в Туркестане главная задача заключалась в удовлетворении потребностей русской колонизации. Г. К. Гинс (1887–1971), который участвовал в работе над этим законопроектом, впоследствии говорил, что его цель была «закрепить за правительством право пользования водными ресурсами для орошения ради расширения земель, отведенных для новых русских поселений»[527]
.Работа началась весной 1909 года, когда Гинс, 22-летний студент, изучавший право в Петербургском университете, был командирован в Среднюю Азию в качестве гидротехнического агента Переселенческого управления, получив задачу изучить водные отношения в этом регионе. Гинс, ученик Л. И. Петражицкого, в отличие от Тихеева имел наклонности к теории права, но из его воспоминаний о службе в Управлении (министерстве) земледелия видно, что он хорошо разбирался и в тонкостях бюрократической практики. Роль Гинса при подготовке закона о воде для Туркестана ограничивалась ролью эксперта: он был одним из многих служивших в министерстве образованных молодых людей, которые проводили исследования, составляли докладные записки и отчеты, подготавливали теоретические основы законопроектов и знакомили общественность с работой министерства. Гинс был автором ряда брошюр, пропагандировавших и объяснявших задачи водной реформы в Средней Азии, в то время как составлением законопроектов занимались другие должностные лица.