Тут я взглянул на него, на моего друга, на брата. Руины Косте я не навещал, но слышал рассказы о том, что учинил там, перейдя бухту Слез, Вечный Король. Я не переставал спрашивать себя: хотел ли Аарон вернуться к семье и опускаться с ними, приходя в упадок, в преддверии атаки?
Вздохнув, я снова посмотрел на Спасителя.
– Как ты можешь молиться этому подонку, Аарон?
– Он мой Бог. Я обязан Ему всем, что у меня есть.
– Всем, что есть? – фыркнул я. – У тебя же все отняли. Прогнали из ордена, которому ты жизнь посвятил. Ты защищал империю и Его церковь, а потом служители обеих вознамерились спустить с тебя шкуру из-за того, кого ты полюбил. Так им велели строчки в какой-то пыльной книжонке. Ты такой, каким тебя сделал Бог, а они все равно ополчились на тебя за это. И ты Ему по-прежнему молишься?
– Все именно так, брат. На нас с Батистом ополчились люди, не Бог.
– Так ведь Он им это позволил. «Все аки на небе, так и на земле – деяние длани Моей. А все деяния длани Моей происходят из замысла Моего».
Аарон взглянул на Спасителя вверху и покачал головой.
– Ты не туда смотришь, Габриэль, – со вздохом произнес он. – Может, Бог и наслал бурю, но дал мне весла, чтобы я греб к берегу. Может, Он и привел зимние снега, но дал нам руки, чтобы разжечь пламя. Ты кругом видишь страдания и не замечаешь радости у себя под боком. Проклинаешь Его за худшее, но не благодаришь за лучшее. Так чего ты, дьявол возьми, от Него хочешь? – Аарон пристально посмотрел мне в глаза. – Если бы нас с Батистом тогда не изгнали из Ордена, то нас не оказалось бы тут, когда вы с Астрид пришли, стучась в эти ворота. А я не стоял бы рядом с тобой, когда ты клялся в любви своей женщине, и ни за что не увидел бы, как ты рыдаешь, держа на руках новорожденную дочь. Останься мы тогда в Сан-Мишоне, и не открыли бы сегодня вам с Диор, когда вы подошли бы к замку, бредя сквозь снег. И если эта девочка – ключ к окончанию всех страданий, то разве мои страдания этого не стоят?
– Хочешь сказать, что не было иного пути доставить Диор туда, где ей положено быть?
– Хочу сказать, что я сумел с Ним примириться. Солнечный свет ценишь, только вымокнув под ливнем. Все неспроста, Габи.
– Брехня! – в гневе вскрикнул я. – Дело не в смысле, дело в воздаянии, Аарон! Он толкает тебя к греху, а когда ты нарушаешь Его проклятые правила, наказывает. Он заставляет тебя желать, а когда ты берешь, отнимает. Что за больной хрен так поступает?
– Такова плата за грех, Габриэль.
– Если это грех, то как он может породить благое? И кто дает этому благу расцвести на миг, чтобы потом вырвать его из земли? Изверг! Кузнец, который винит собственный клинок! Какая сволочь карает тебя, наказывая тех, кто тебя любит?
Я швырнул бутылкой в колесо Спасителя. Разбившись, она сорвала одно из креплений, и колесо покосилось.
– Не брат ты мне, сука! – яростно прокричал я.
Аарон осторожно взглянул на меня, хмуря красивый лоб.
– Мы сейчас обо мне с Батистом говорим? Или о тебе?
Я молча смотрел на святого дурня, что крутился над нами.
– Габриэль, где Астрид и Пейшенс?
– Ждут меня.
– Дома?
– Где же им еще меня ждать?
– Если они дома, то почему ты здесь?
– Надо одного короля убить.
– Восса?
– Восса, – прошипел я, будто яд сплюнул. – Когда Диор окажется в Сан-Мишоне, я поверну на восток и отправлюсь за головой этого выблядка. Покончу с ним раз и навсегда.
Аарон встал между мной и колесом, так что волей-неволей пришлось заглянуть ему в глаза.
– Габи, Фабьен Восс сидит в самом сердце легиона числом в десять тысяч. Величайшие армии и генералы отступили перед ним или просто пали. Никто из рожденных мужей или женщин не может убить Вечного Короля. Ты сам это знаешь. Это безумие. Любая попытка – самоубийство.
– И все же вот он я.
– Ты этого хочешь? Умереть? А как же семья? – Он крепко схватил меня за руку. – Габриэль, посмотри на меня. Где они? Почему ты их оставил?
– Забудь об этом, брат, – прорычал я.
– Габи…
– Забудь! – взревел я и ударил Аарона по руке. Схватил за грудки и швырнул на алтарь, навис над ним. – Хочешь ютиться до самого конца в этих своих обветшалых покоях? Ну и ладно! Хочешь до конца жизни молиться Богу, который тебя даже не слышит? Как пожелаешь! Но я не стану таиться во тьме, боясь спать, не стану распевать молитвы сволочи, которая величает себя Владыкой такого вот мира! Фабьен Восс умрет от моей руки! От моей крови, моей души, а не от Божьей, клянусь тебе!
– Я люблю тебя, Габриэль, – низко и с угрозой произнес Аарон. –
В его жилах зашевелился хищник, дар крови Илон. Аарон был бледнокровкой, и я отпустил его, устыдившись себя самого – перемен, произошедших во мне. Я не мог смотреть на Аарона и опустил взгляд на руки. Прошептал:
– Прости меня.