Империя вампиров

– Завтра я вернусь, Авелин. Так что подумай основательно: доведется ли тебе еще увидеть следующие ночи.

Он отступил в тень на границе трепещущего света. Чернота будто расширилась и накрыла его, проглотив. Прочие высококровки, не сводя голодных глаз со стен, отступили следом. Слышно было, как за хозяевами уходит и орда порченых, оставив позади лишь одного: обмотанный цепью, он смотрел бездушными глазами на людей на парапете и, голодный, вопил.

– О Боже…

Обернувшись, я увидел Диор. Она в ужасе смотрела на падшего священника.

– О, Рафа…

Старик выл, мечась в цепях. Судя по всему, обратился он через день или два после гибели: рассудок, ум, воля умерли, как умирает плоть. Оставался лишь голод. Голод да ненависть горели в его взгляде, которым он водил по стенам, и вот он остановился на нас с Диор. Рафа снова взревел, но сил разорвать путы ему не хватило. Но оба мы знали: не будь этих цепей, не разделяй нас стены и сталь, он и ее, и меня осушил бы до смерти.

– Нельзя его так бросать, – прошептала Диор.

Она посмотрела на старика, который с воем извивался на снегу, потом посмотрела на меня – со слезами, с мольбой. И я, не в силах его выдержать, схватил у часового рядом лук, поджег просмоленную стрелу в жаровне и натянул тетиву. Бедняга Рафа глядел на меня полными безумия и жажды крови глазами, и в тот момент мне хотелось верить: то, что еще оставалось в нем от старого Рафы, кивнуло бы мне, умоляло бы покончить с ним, покончить скорее.

– Лучше уж быть сволочью, чем дураком, – шепнул я.

Стрела попала в цель. Пламя охватило пропитанные кровью тряпки и неживую плоть под ними. Вернув лук владельцу, я взял Диор за руку и увел ее со стены, чтобы не смотрела. Но она пересилила себя и осталась: следила, вдыхая дым, как окончил свой путь Рафа. А потом, когда все завершилось, когда остался лишь пепел, она оглядела людей: мужчины и женщины смотрели теперь на нее с сомнением. Они ничего не знали и о том, кто она, кем может быть. Знали только, что это мы привели к их порогу беду.

Аарон поймал мой взгляд и обернулся на холм.

– Возможно, брат, вам двоим лучше дождаться нас в замке.

Я кивнул.

– Идем, Диор. – Я взял ее за руку, а она подняла на меня взгляд: в ее глазах еще стояли слезы по бедному Рафе.

Вместе с девицей мы прошли сквозь ропщущую толпу к старому шато, укрытию, какое он мог нам предложить. Позади еще тлели в снегу останки священника: их дым медленно поднимался к небу, а оно, как всегда, хранило молчание.

Я же сквозь запах угля и пепла уловил другой.

Совсем легкий, но от него мое сердце понеслось галопом.

Запах смерти.

Смерти и ландыша.

XVII. Плечо поплакаться

– Ты так сильно спрятал башку в жопу, что ком у тебя горле – это, должно быть, нос.

– Тебе нельзя уходить, Диор.

– Ну, оставаться тоже нельзя, Габриэль!

Мы стояли у меня в спальне и зло смотрели друг на друга. В очаге горел огонь, а шторы были открыты: в ночи за окном я видел часовенку во дворе, в которой когда-то венчался, и дальше, на стенах – людей в свете жаровен. Кто-нибудь из них то и дело оборачивался на замок, мрачно хмурясь и что-то бормоча товарищу рядом. Я знал, о чем они шепчутся. Знал, с каким страхом борются. Но мне было плевать.

– Если покинешь эти стены, то отдашь этому сукину сыну именно то, чего он хочет. С тем же успехом можешь бантом повязаться и преподнести себя Вечному Королю.

– Я не стану просить этих людей умирать за меня, Габи!

– Ты и не просишь! Аарон им приказывает! Они же солдаты, им положено!

– Они не солдаты! – прокричала Диор. – Они отцы и матери! Сыновья и дочери! Ты же слышал, что Дантон сотворит с ними, если они будут противостоять ему!

– Он говорит так, чтобы влезть к ним в головы. Зверь не станет рисковать своей шкурой и сражаться, если ему тебя могут отдать просто так! Я вампиров убиваю полжизни и могу сказать, что никто так не боится смерти, как твари, живущие вечно!

– Скажи это тем, кто умрет на стенах!

– Богу твою душу мать! Ты меня слушаешь? Ты же видела, какую защиту выстроили тут Аарон с Батистом. Им придется переть на эти стены, и от этих мыслей каждый из бессмертных подонков срет кровью. Дантон хочет, чтобы ты закрыла глаза! Он ждет, когда кто-нибудь сломается!

– Как будто никто не сломается! Думаешь, я для этих людей значу больше, чем их родные дети? Думаешь, никто из них прямо сейчас не прикидывает, как бы выдать меня?

– Пусть только попробует, – прорычал я, кладя руку на эфес Пьющей Пепел. – Пусть только, сука, попробует.

– Я не стану отсиживаться тут, как кролик в норке, пока чужие люди рискуют за меня жизнью!

– Ну и куда же ты тогда денешься? – накинулся я на нее. – Пешком в метель? До Сан-Мишона отсюда две сотни миль вверх по течению Мер. Но ты и двадцати не пройдешь, как тебя схватят!

– Не знаю, я же не жила убийством этих тварей!

– Вот именно, а я жил! И я тебе говорю, что только здесь ты в безопасности!

– Я так не могу! Из-за меня и так много крови пролито! Сирша, Хлоя, Бэл, Рафа. – Ее голос надломился, и она отвернулась к огню. – Благая Дева-Матерь… ты разве не видел, ч-что они с ним сотворили?