Империя вампиров

Тут и у меня голос дрогнул, весь пыл улетучился.

– Еще как видел…

Глянув в окно, я заметил в темноте бледную тень. В воздухе послышался аромат розовой воды и ландыша, а я прошептал:

– Это в их духе, Диор. Они ранят тебя через дорогих тебе людей.

Она ждала меня снаружи, будто погруженная в черную воду. Широко разведя руки, царапала стекло ногтями. Бледная, как лунный свет. Холодная, как смерть. На стекле, когда она подплыла ближе, не осталось ни следа дыхания.

– Мой лев.

Я отвернулся и посмотрел на девчонку у камина.

– Мне больше кровь на руках не нужна, Габриэль, – твердо сказала она. – Я не могу просить этих людей умирать за меня. И не стану.

– Идет война, Диор. Крестьяне голодают, чтобы прокормить солдат. Солдаты льют кровь, чтобы генералы могли победить. Генералы гибнут, чтобы императоры могли удержат трон. Так было всегда.

– Я не солдат, не генерал и не император.

– Ты священный Грааль святой Мишон.

– Ты же сам не веришь! Дело даже не в этом, Габи, и ты это знаешь!

– Зато я, сука, знаю, что тебе надо повзрослеть! – заорал я. – Если Хлоя была права в своей вере, то это лишь начало! Может, это несправедливо, неправильно, но одни фигуры на доске значат больше прочих! Неважно, сколько пешек мы потеряли, когда партия сыграна! Важно, сука, кто победил!

Диор жестко посмотрела на меня. В ее глазах отражалось пламя.

– Так себе утешение для жены пешки. Или мужа.

Она опустила взгляд на татуировки у меня на руках и тяжело сглотнула.

– …или отца.

Я рассердился:

– Ты что это…

– Я подслушала вас с Аароном в часовне. – Он перестала мерить комнату шагами и остановилась у очага, словно травленный рисунок на фоне пламени. – И я знаю, о чем Дантон пытался сказать, когда узнал, что я девушка… – Она покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы. – «О, Габриэль, неужели тебе суждено потерять еще одну?»

– Яд нежити со словами втечет тебе в уши, – прорычал я.

– Ты сказал Аарону, что они дома. Астрид с Пейшенс.

– Они дома.

– Тогда зачем было покидать их?

– Если ты подслушивала, то уже знаешь.

– Ты хочешь убить Вечного Короля.

– Вот именно.

– Но почему? Ты же оставил эту войну в прошлой жизни. – Она стиснула челюсти, но губы у нее все равно дрожали. – Прости, Габриэль, мне искренне жаль, но то, что ты затеял, не честно.

– Не честно дл…

– Ты ведь прежде ни в хрен меня не ставил, а теперь опекаешь, и я знаю почему. Знаю, почему ты стал относиться ко мне иначе, поняв, что я девушка. – Она, роняя слезы, опустила взгляд на мои татуировки с именем. – Жаль, но ты не вправе просить меня об этом. Я – не она. Я – не они. Я эту пустоту не заполню. Никогда.

Я сжал кулаки. Бледная тень у меня за спиной прижималась к стеклу, а в голове у меня звучал ее тихий шепот:

– Не слушай, любимый…

– Я не…

– Ты солгал Аарону, – надломившимся голосом произнесла Диор. – Я знаю, что с ними стало.

– Не ходи туда, куда я за тобой не пойду…

Я обернулся к окну, к тени, что парила в ночи за стеклом. Ее кожа была бледна, точно звезды на вчерашнем небе, красота – похожа на бескрайние зимы и темные рассветы. Сердце у меня обливалось кровью, когда я видел ее такой. Боль была страшная, невыносимая, после такой остается лишь пустота.

– Скажи, что любишь меня, – взмолилась она.

Я, стиснув зубы, обернулся к девчонке.

– Прекрати немедленно.

– Самый худший день, – не уступала Диор. – День, когда он тебя нашел. Вот почему ты покинул дом и проделал весь этот путь. Почему пьешь. Почему потерял веру. Все это – не ради меня. Все это ради них, Габи. Ради Астрид и Пейшенс.

– Обещай, что никогда меня не бросишь.

– Астрид с Пейшенс дома, Диор.

– Знаю. Я знаю, что они дома.

Диор сделала глубокий вдох, и по ее щекам скатились слезы. Ее глаза видели боль этого мира, а сердце стремилось излечить его раны. Но этого она бы уже не исправила. Как и никто другой.

– Там ты их похоронил, Габриэль.

Мне будто нож в грудь вонзили. Я до того сильно стиснул зубы, что испугался, как бы не треснули. В висках застучал боевой барабан, а сердце сорвалось в галоп. Я обернулся к тени, что следила за мной по ту сторону окна: в ее глазах стояла мольба, а волосы овевали ее, как полотнища черного шелка, которые теперь рвались у меня в руках.

– Не отпускай, – взмолилась она. – Не отпускай меня, любимый…

Во рту стоял ядовитый привкус предательства, а в груди все раскалилось добела от ярости. Я опустил взгляд на меч у пояса, на посеребренную даму на крестовине эфеса. Вынул Пьющую Пепел из ножен, и звездная сталь заблестела в свете огня.

– Это ты ей сказала?

«Н-нет, Габриэль».

– Ты говоришь о них в прошедшем времени, Габи, – прошептала Диор. – Ты говоришь во сне. Постоянно. О том дне. Самом худшем дне.

– Заткнись, – шепотом велел я.

«Габриэль, опусти м-меня. Ты расстроен, расстроен».

– Габи, мне жаль. Я не хотела ранить тебя…

– Мой лев… прошу…

– Заткнись.

«Подумай, что ты делаешь. О том, что она…»

– Я порой слышу, как ты с ней говоришь. Я знаю, что это дьяволь…

– Ты обещал мне, что не бросишь. Ты…

– ЗАТКНИСЬ!