Империя вампиров

Астрид метнулась ко входу, а я закричал, пытаясь остановить ее и зная: тщетно. Когда она распахнула дверь навстречу установившейся ночи, я ощутил его, словно снег на коже, увидел его, как оживший кошмар, узнал, точно вкус крови и тепло ожидающей тебя преисподней. На пороге маленького дома, который мы любили, маленькой жизни, что мы выстроили для себя, стоял он – давний долг. На губах – теплая улыбка, под набрякшими веками – глаза-угольки, и взгляд – острый, подобно лезвию клинка у меня в руках.

– Папа? – прошептала Пейшенс.

– О Боже, – выдохнула Астрид. – Нет…

Он стоял на грани ночи, обняв мою дочь за плечи, а в другой руке держал собранные ею цветы, точно пришедший с визитом воздыхатель. Облаченный в длинные расшитые одежды из белой парчи, он не моргал и не двигался; с тех пор как я впервые увидел его много лет назад, он нисколько не изменился. Будто время и расстояния между тем мигом и этим были всего лишь сном, от которого я наконец-то проснулся.

– Разрешишь войти, Габриэль?

– О нет, НЕТ! – закричала Астрид, и я бросился наперехват, не давая кинуться на него. Она ревела и металась, но я держал ее крепко, а тварь у порога притянула Пейшенс ближе к себе и провела белоснежным ногтем по ее шее.

– Господи… – выдохнул я.

Фабьен Восс возвел очи горе, всматриваясь в своды небесные, а потом снова взглянул на меня и шепотом задал вопрос, который я сам задавал себе постоянно с тех пор:

– Где?

– Прошу, – взмолился я. – Не трогай ее.

– Впусти меня, – заверил меня вампир, – и я клянусь отпустить ее.

Самая большая ложь – та, что мы повторяем себе. Смертельнейший яд – тот, что мы глотаем с охотой. И все же порой мы цепляемся за обман, как утопающий – за соломинку, ибо альтернатива неизмеримо ужаснее. Мы верим в жизнь после смерти, ведь забвение – слишком темная пропасть, и мы боимся смотреть в нее. Говорим себе, будто Создателю есть до нас дело, одна мысль о том, что Ему плевать на нас, ужасает. И вот, держа дрожащую Астрид, я сказал себе: Фабьен Восс не лжет. Он пришел за мной, а моя семья невинна, и он их отпустит. Ведь в ином случае я бы просто не выдержал, это сокрушило бы меня, как стекло.

Я заглянул в глаза дочери – в ужасе распахнув их, она смотрела на меня, своего папа, скалу, человека, который пойдет на все, лишь бы спасти ее.

– Папа?

– Тш-ш-ш, – проворковал вампир. – Тише, дитя.

– Все будет хорошо, милая, – заверила ее Астрид. – Слушай меня. Все б-будет хорошо.

Вампир смотрел на меня, и зеркала его души были окнами в пустую комнату. Мои татуировки полыхали холодным светом, но он лишь слегка прищурился: его темная мощь превосходила мою силу. Я опустил взгляд на Пьющую Пепел у меня в руке, и в голове завихрились отчаянные мысли. Однако Восс лишь медленно положил руку на шею моей дочери.

– Можно войти, Габриэль?

Между нами остались два слова, в которых заключалась великая сила и великая угроза. Сколько сердец обрело половинку, когда звучало всего-то «Я тоже»? А сколько разбилось их, когда раздавалось тишайшее «Все кончено»?

Два коротеньких слова.

Тебе нельзя.

Нет выбора.

Мой ребенок.

– Прошу, входи, – сказал я.

Он улыбнулся, такой прекрасный и такой ужасающий. Учтиво вытерев ноги о сплетенный Астрид коврик, Вечный Король переступил порог и вошел в наш дом. У него за спиной во тьме я различил и других, с полдюжины теней: принцев и принцесс вечности, окруженных аурой ужаса и крови. Я знал их имена: Альба, Алина, Кестрел, Моргана, Этьен, Дантон. Но ни один из них не приблизился ни на шаг, зависнув на границе ночи и лишь наблюдая, как их кошмарный отец медленно проходит внутрь. Словами не передать, что я тогда испытывал, видя дочь в руках этого чудовища. Страх и ужас были сильны, и я едва заставил себя говорить.

– Отпусти ее.

– Скоро, – ответил он.

– Если причинишь ей боль… – обнажив зубы, прошипела Астрид. – Боже, помоги мне…

Вечный Король с улыбкой указал на стол:

– Ужин ваш я прервал. Приношу извинения. Можно присесть?

Я кивнул, не убирая руки с эфеса Пьющей Пепел. В текучих движениях Фабьена сквозило сверхъестественное изящество, отточенное за много веков: никакой суеты, ни одного лишнего действия. Он напоминал ожившую статую, выбеленную руками времени полностью, и только глаза были черны, словно пропасть меж звездами. Он посадил мою дочь себе на колени, обняв ее одной рукой за талию.

– Не окажешь ли честь, дружище, присоединившись ко мне?

Я сел напротив, звеня внутри, точно натянутая тетива. Я неотрывно смотрел вампиру в глаза, а сам испытывал всепоглощающий ужас.

Восс оглядел наш дом, ревущее в очаге пламя, горшки и сковородки, крюк, на котором висело пальто. Все эти крошечные детали нашей жизни, показавшиеся мне столь незначительными сейчас. Затем он поставил собранные Пейшенс ландыши в вазу.

– Смотрю, соорудил ты себе прекрасное милое логово. В приятном краю коротаешь осенние дни в преддверии суровых зим. – Он перевел взгляд на прижавшуюся ко мне Астрид. В ее глазах стояли ужас и боль. – Немалый путь мы проделали, и в горле у меня, боюсь, пересохло. Смею ли я просить у вас, дражайшая госпожа, бокал вина?