Империя включает форсаж

Баяна тут, конечно, не нашлось, но рояль имел место в соседней комнате. Публика плавно передислоцировалась туда, а я сел за клавиши и мучительно стал припоминать, что же такого популярного должно появиться в конце восьмидесятых. Не вспомнил, поэтому плюнул и взял за основу 90-е. Вжарил для начала «Отшумели летние дожди» незабвенного Шуры, продолжил «Паранойей» Носкова и отполировал «Не дай ему уйти» Леонидова. Напевал потихоньку, как же без слов-то. По окончании концерта наступила мёртвая тишина.

— А что, мне нравится, — нарушил, наконец, молчание Семёныч. — Необычно, но живенько так. Из Америки привёз что ли?

— Из неё, родимой, — не стал отпираться я. — Однако ж и ты бы что-нибудь новенькое исполнил, не всё же мне одному отдуваться.

— Сейчас тост скажу и спою, — пообещал он.

Разлили остатки того, что на столе стояло, Семёныч встал и заявил, глядя прямо мне в глаза:

— За тех, кто не сдаётся!

И выпил, запрокинув голову назад, а затем взял в руки прихваченную в своём кабинете гитару и спросил у всех уже, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Что спеть, старенькое или недавнее?

Народ пошумел, и большинство выбрало свежее, а я скромно добавил, что ещё лучше, если б он исполнил то, что сегодняшней ночью написал, когда я звонил ему.

— Это ещё сырой материал, — отпёрся Высоцкий, — над ним работать и работать. А с начала года у меня три новые песни появились, слушайте.

И он исполнил эти три новые песни… одна, на мой взгляд, была совсем уж провальной, про любимых Семёнычем коней, но ни до Привередливых коней, ни до Погони не дотягивала метра на два. А остальные две получше, конечно, были, первая на злобу дня, про кооператоров и кооперативы, вторая сказочная, с Бабой-Ягой и Кощеем Бессмертным, но драйв, присущий творчеству барда в 70 годы, увы, куда-то испарился. Тем не менее, собравшиеся приветствовали все три песни бурными и продолжительными одобрениями… ну и я решил не отставать от остальных, выразил неподдельный энтузиазм.

А тут кое-кто и по домам начал собираться. Высоцкий спросил у меня о планах:

— Когда обратно-то едешь? Ночевать есть где?

Я признался, что еду завтра, а ночёвкой как-то не озаботился.

— Ну значит у меня заночуешь, — твёрдо сказал он.

— Спасибо, родной, — поблагодарил я его, — Марину вот тоже где-то разместить надо?

— Так вы не вместе спите? — удивился он.

— Пока что нет… да, и мне бы парой слов с Мироновым перекинуться бы надо, — вспомнил я об ещё одном насущном деле.

— Так перекидывайся, — дал добро Семёныч, — пока он не ушёл с концами.

Я подошёл к Андрею, тот и верно собирался уже домой, стоя у входной двери и прощаясь с Мариной.

— Андрей Александрович, — негромко сказал я ему, — можно вас на минутку.

Тот с удивлением посмотрел на меня, а потом ответил:

— Можно просто Андрей. И на ты. Пойдём на улицу выйдем, там и поговорим.

Ну на ты, значит на ты, подумал я, сделал знак Марине оставаться в квартире и спустился на лифте вниз вместе с народным артистом. Там он первым делом закурил, как я успел заметить, это был Кэмел, предложил мне, я отказался, тогда он прямо спросил:

— Что за дело у тебя ко мне, выкладывай… только сразу скажу — если это насчёт работы в театре, то я такие дела не решаю.

— Господь с тобой, Андрюша, — сразу открестился я, — какая работа, какой театр, речь пойдёт исключительно про тебя.

— Да? — озадачился Миронов, — и что же ты хочешь мне сказать про меня, чего я не знаю?

— Ты не знаешь дату своей смерти, — решил не тянуть резину я, — а я знаю — могу подсказать.

— Тэээк, — протянул Миронов, скомкал сигарету и выкинул её на газон. — Я что-то слышал краем уха про твои способности, но не думал, что это меня коснётся. Раз начал, говори уж — когда, где, от чего?

— 16 августа следующего года, город Рига Латвийской ССР, у вашего театра гастроли там будут, от кровоизлияния в мозг.

— Что-то можно сделать, чтобы оттянуть этот момент? — глухо спросил Андрей, глядя куда-то в сторону.

— Можно, — смело продолжил я, — например, лечь в хорошую больницу на обследование. Прямо завтра. Лучше в кремлёвскую, для тебя это проблемой ведь не будет, да?

— Есть там у меня пара поклонников, так что наверно смогу. Ещё ничего про меня не хочешь рассказать?

— Ничего существенного… кроме того, разве, что ты великий артист и должен радовать зрителей ещё минимум десятилетие, а лучше два.

На этом мы с ним и распрощались, а я поднялся обратно. Ольга уже очистила стол, и гремела посудой на кухне. Высоцкий беседовал о чём-то с Мариной.

— Ну как, перекинулся своей парой слов с Андрюхой? — спросил он, завидев меня.

— Да, стороны пришли к взаимовыгодному соглашению, — ответил я. — Всё хорошо, прекрасная маркиза, короче говоря.

— Марина вам постелит в гостиной — диван и раскладное кресло, устроит?

— Вполне, — ответил я, — а о чём это вы тут беседовали?

— Да вот Марина меня про другую Марину расспрашивала — почему да как я с ней расстался…

— Вот как? — подивился я маринкиному нахальству, — ну и почему? Мне тоже интересно.