Империя включает форсаж

— Дело прошлое, — поморщился Семёныч, — три года уже, как мы разбежались по разным углам. Тут сложно сказать, почему конкретно… всё в комплексе навалилось… слишком сильно она опекала меня, наверно, а я как-никак вольный человек. Короче я выбрал свободу.

— Отношения-то между вами сохранились какие-то? Переписываетесь-перезваниваетесь или ножом острым всё перерезало? — спросил я.

— Редко, раз в месяц примерно, общаемся по телефону. Остались кое-какие совместные дела.

— А с Ольгой в этом смысле у тебя всё окей? Свободу не ограничивает?

— Мы с ней с самого начала договорились об этом, так что пока все пункты соглашения соблюдаются.

— Ясно, — вздохнул я, — я тоже вот со своей разлаялся примерно по той же причине. Но не до конца, может, опять сойдёмся.

— Ладно, ложитесь спать, — отвечал Высоцкий, — вам завтра опять домой рулить. А я пойду поработаю, надо новую песню до ума довести.

* * *

Вы, наверно, спросите, не было ли чего у тебя ночью, Сергуня, с девочкой Мариной — так я вам отвечу, что таки нет, ничего не было. Хотя попытка с её стороны была, не очень настойчивая, впрочем. Просто поговорили.

— Так о чем вы там с Мироновым-то беседовали так оживлённо? — поинтересовался я.

— Про кино, конечно, о чём ещё можно беседовать с Мироновым, — резонно возразила мне она и тут же похвасталась, — а он мне свой телефон оставил, представляешь?

— С ума сойти можно, — честно ответил я, — ну так куй железо, пока не остыло. Прямо завтра и звони.

— Не, завтра рано, — мудро заметила Маринка, — пусть помучается хотя бы денёк, а вот послезавтра в самый раз будет.

Но заснуть в эту ночь нам, видимо, не было суждено — через полчаса у Семёныча припадок какой-то случился, прибежала взволнованная Остроумова и начала рыдать. Пошёл разруливать процессы, чо… дверь к нему в кабинет пришлось взломать с помощью найденного в кладовке топора и стамески. Высоцкий лежал на ковре на левом боку, рядом сломанная по грифу гитара, изо рта пена нехорошая истекала.

Я тут же проверил пульс, он на месте оказался и даже вполне приличной частоты, потом спросил у Ольги:

— Знакомый врач у него есть?

— Был такой, Федотов его зовут, Толик кажется.

— Звони, — протянул я ей мобилку.

Она набрала номер по памяти, подождала немного, потом сказала, что никто не отвечает.

— Значит остаётся скорая помощь… — сказал я, лихорадочно набирая 03.

* * *

Володю забрали в больницу, скорая приехала довольно быстро. Мы все вместе с Ольгой и Маринкой добрались туда на моей копейке — это совсем недалеко оказалось, пара километров по прямой. Через полчаса вышел дежурный врач и сказал, что будет операция на сердце. А вы пока езжайте домой, продолжил он, это надолго, приедете утром и всё узнаете.

Заснуть нам не удалось, промаялись до шести утра, наскоро выпили чая и опять вернулись к палате интенсивной терапии, куда Высоцкого определили.

— Успокойтесь, граждане, — сказал на хирург со строгим выражением лица, — операция прошла удачно теперь больному нужен абсолютный покой. Никаких посещений в ближайшую неделю.

— А что хоть оперировали? — поинтересовался я.

— Коронарное шунтирование было, — коротко бросил врач и скрылся в палате.

А ведь твои планы-то, сказало мне не вовремя проснувшееся второе я, пошли коту под хвост — не будет теперь у Семёныча никаких гастролей в ближайший месяц. А то я сам не вижу, буркнул я в ответ, придётся теперь изобретать план под буковкой В… и Г тоже наверно. Уж ты постарайся, сказало второе я и удалилось в нирвану, откуда видимо только что и появилось.

Глава 9

А я отвёз Ольгу домой, а сам сел на водительское сиденье и мучительно начал размышлять, кто виноват и что делать. На календаре у нас значится 16 апреля, а нет, это вчера было 16-е, а так-то уже часов семь, как 17-е пошло. Значит, остаётся у тебя на всё про всё восемь суток. Вполне достаточно, если подойти к делу со всей ответственностью, без раскачки и перекуров, как говорит нынешнее лозунговое хозяйство.

— О чём задумался? — толкнула меня кулаком в бок Марина.

— О делах наших скорбных, — на автомате выдал ей я. — Проблема у меня, может ты чего подскажешь…

— Выкладывай свою проблему, не стесняйся, может и помогу, — насмешливо отвечала она. — Предыдущий вариант решения этой проблемы у тебя включал Высоцкого, верно? А теперь он отпал, я всё правильно поняла?

Я с удивлением покосился на неё и подумал, что наверно недооценил я Марину-то, но вслух сказал другое:

— Всё верно. Я хотел попасть в одно место, как сопровождающий Семёныча, а теперь сама видишь, его только от реанимации в интенсивную терапию сопровождать можно будет.

— А что за место-то?

— Украина, Киевская область, город Припять.

— Ха, — весело отвечала она, — нашёл же ведь проблему, да моя бабка Вера Петровна оттуда родом, можно просто навестить наших родственников, да и дело с концами.

— Да ты чо? — потрясённо сказал я, — а не врёшь?

— Вот те крест, — размашисто перекрестилась она.

— Как она, кстати, живёт-то, твоя Вера Петровна? Жива-здорова?

— Жива, что ей сделается, а здоровье в соответствии с возрастом, скоро восемьдесят стукнет.