Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Судьи стали все чаще назначать медицинские экспертизы для определения степени вменяемости обвиняемых. Эта практика не принимала во внимание социальный статус, этническую или религиозную принадлежность, что было естественно, поскольку перед законом все были равны. Однако стоит рассмотреть последствия этого равенства. 19 февраля 1870 года в деревне недалеко от Феодосии двадцатичетырехлетний крымский татарин Абдураим Вели Акай оглу зарезал свою жену813. Абдураим признался в убийстве родителям и родственникам, которые прибежали на крики женщины и застали его на месте преступления. Через четыре дня он также признался в убийстве судебному следователю, которого известило волостное правление. На вопросы обвиняемый отвечал четко и логично814. Однако во время расследования его родители сообщили, что в последнее время их сын вел себя странно: Абдураим попросил своего отца последить за домом, утверждая, что по ночам в окно кто-то стучит, а его жена отвечает жестами. Хотя старик не обнаружил никаких признаков подобного, его сын продолжил слышать стуки и в конце концов ушел от жены и вернулся в родительский дом. В деревне пошли слухи о помешательстве Абдураима815. Во время расследования убийства несколько свидетелей сообщили об этих слухах следователю, и он поручил городскому врачу из Феодосии осмотреть молодого татарина. Доктор сообщил, что Абдураим жалуется на «шум в ушах», однако в остальном он признал подсудимого здоровым. Тем не менее он рекомендовал молодому человеку прибыть на несколько недель в симферопольскую больницу «на испытание» по подозрению в невменяемости, и обвинение последовало этому совету816.

Как в случае с любым обвиняемым с подозрением на физические или психические проблемы, государство оплачивало больничные и транспортные расходы. В случае Абдураима пришлось добавить расходы на переводчиков, поскольку молодой татарин не говорил по-русски. Следователь также строго приказал местной полиции перевезти Абдураима из его села в Симферополь (расстояние около 120 километров) «как больного на подводе, а не пешком»817. В Симферополе главный врач больницы в течение нескольких недель проводил с ним многочисленные беседы, которые нужно было перевести. Более того, Абдураим был не единственным татарином в этом учреждении: как позже сообщил врач суду, молодой человек «с находящимися в больнице татарами говорил охотно»818.

Для новых судов и сотрудничающих с ними государственных учреждений религиозная или этническая принадлежность не была особенно важна, но она означала дополнительные расходы на устные и письменные переводы. С Абдураимом обращались точно так же, как и с любым другим обвиняемым. Более того, когда его дело наконец попало в суд, присяжные отнеслись к нему в соответствии с духом времени, а не с культурными особенностями обвиняемого. Врач больницы описал татарина как «тихого, спокойного, постоянно ровного» молодого человека и утверждал, что пациент не произвел на него впечатления сумасшедшего. Поэтому заявление Абдураима, что он забыл все, что касается убийства (это сообщение сильно отличалось от его первоначального подробного рассказа), показалось врачу неправдоподобным819. На основании больничных обследований медицинские эксперты Симферопольского окружного суда пришли к выводу, что состояние Абдураима, скорее всего, было «ложной болезнью»820. Однако этот вывод не привел к обвинительному приговору в отношении человека, который только что провел несколько недель в больнице за счет государства.

Суд проходил на выездном заседании в Феодосии 11 ноября 1871 года821. Хотя присяжные были согласны с тем, что Абдураим убил свою жену, на вопрос судьи, сделал ли молодой татарин это «в припадке болезни, приведшем в умоисступление», они дали положительный ответ. Это был аргумент защиты, поскольку в российском уголовном кодексе «припадок болезни» считался основанием для признания невиновности. Вслед за присяжными судья вынес решение об освобождении подсудимого и передаче его под опеку отца822. Ни судья, ни присяжные (одиннадцать русских православных и один лютеранин, о чем вскользь упоминается в протоколе) не воспользовались своим правом действовать по своему усмотрению, чтобы осудить татарина, признавшегося в убийстве823. Следуя новейшей медицинской и криминологической теории, они пришли к выводу, что Абдураим совершил убийство, но ответственности за свой поступок не несет824.

В целом это дело отражает влияние популярных в то время научных теорий и судебной практики: идею, что преступники не обладают свободой воли, использование медицинских экспертов, госпитализацию лиц с подозрением на заболевание и упор на невменяемость со стороны адвокатов защиты и присяжных825. Нет никакой империи, угнетающей меньшинства с помощью полиции, судей и присяжных, среди которых преобладают русские. По сути совершенно неважно, что в данном случае речь шла о некоем Абдураиме Вели Акае оглу. На его месте с легкостью мог оказаться условный Иван Петров.