Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Его прошение было принято. Прокуратура была частью государственной администрации, которая была заинтересована в поддержании стабильного потока налоговых поступлений. Однако с конца 1860‐х годов в ее составе оказались юристы, которые считали, что налоги нельзя собирать насильственными методами. Так, было решено выдвинуть обвинения против старосты за «оскорбление действием» во время исполнения служебных обязанностей. В конце октября, после завершения первых этапов расследования, Фахрутдинов предстал перед окружным судом791. Именно тот факт, что сила была применена «при исполнении обязанностей службы», сделал дело предметом рассмотрения окружного суда. Если бы обычный крестьянин избил другого, дело рассматривалось бы в волостном суде. В итоге решался вопрос, разрешено ли местным избранным должностным лицам применять насилие для выполнения своей работы — в конкретном случае, для сбора денег в казну. Ответ суда был однозначным — запрещено. Избиение людей является уголовным преступлением. Обвиняемый даже не стал отрицать факт побоев, поэтому суд признал старосту виновным и приговорил его к четырем дням тюремного заключения792. Конечно, возникает вопрос, не оказал ли Галимов себе медвежью услугу. Возможно, ему и удалось преподать сельскому старосте урок, доказав, что ни он, ни государство не потерпят произвола и насилия. Однако он смог добиться только четырехдневного заключения для старосты, и, возможно, тот побил его еще сильнее по возвращении. В любом случае это дело еще один пример использования возможностей новых судов для разрешения споров внутри мусульманских общин и иллюстрация того, что суды беспристрастно рассматривали подобные споры.

Новые требования по соблюдению правил также ограничили работу сотрудников полиции. 9 августа 1871 года полицейский пристав первого полицейского участка Симферополя Марышев подал жалобу в окружной суд в связи со следующим происшествием793. Городская управа поручила приставу почистить городской фонтан, но, когда он потребовал ведро у водоноса Рамзана Мемета оглу, тот не только отказался дать ведро, но еще и оскорбил Марышева, показывая на его гениталии и крича: «Вот тебе пристав!» В ответ полицейский пристав ударил Рамзана и ведро отобрал. Он также приказал десятским арестовать и избить нахального водоноса. Вероятно, Марышев считал, что заслуживает похвалы за свои решительные действия, но окружной суд решил иначе. Обвинение настаивало, что, поскольку чистка фонтанов не входит в служебные обязанности полицейских приставов, то и нанесенные ему оскорбления нельзя считать правонарушениями против административного порядка. Суд отчитал пристава за превышение полномочий, подчеркнув, что у него не было права требовать ведро, а тем более бить или арестовывать татарина, который не совершил ничего противозаконного.

Некоторые татары использовали свои новые права в отношении полиции, чтобы привлекать ее представителей к суду. В марте 1891 года в Ялте Симферопольский окружной суд рассмотрел дело, в котором русский дворянин, урядник Сольнцевич, предстал перед судом за применение силы при исполнении служебных обязанностей794. Урядник вступил в перебранку с одним крымским татарином, когда шел мимо чайной в Алуште, и в ходе ссоры шашкой ударил татарина по руке. Вскоре после татарин подал жалобу на урядника, и окружной суд приговорил того к двухнедельному тюремному заключению. Журналист, освещавший события в зале суда, сетовал, что судебная система теперь позволяет судить людей «за пустяки». Очень показательно, что татарин не смирился с тем, что его ударил полицейский, а обратился в суд и добился наказания для урядника.

И хотя благодаря реформам возможностей и способов подачи исков против государственных служащих (включая полицию) стало больше, вышестоящие чиновники по-прежнему имели право решающего голоса795. Сначала жалобы на полицию рассматривались губернским правлением, после чего они передавались дальше в судебные органы. В свою очередь правление сильно зависело от губернатора, и в губерниях с инициативными авторитарными губернаторами оно мало что могло решать без их одобрения. В Казани губернатор Скарятин, как правило, отклонял жалобы, выдвинутые против полиции частными лицами или прокуратурой796. Тем не менее то, что горстка татарских крестьян смогла привлечь к суду самого губернатора (о чем говорится в заключительной главе), означало, что ситуация менялась.