Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Формулировка и порядок представленной информации практически идентичны показаниям потерпевшего (см. ил. 3). Хоть подобные судебные документы в большей степени отражают язык и мышление государственных чиновников, а не допрашиваемых, в них все же содержатся интересные подробности о жизни в деревне и разрешении конфликтов (как мы видели в случае с подозреваемым в поджоге). Я вернусь к вопросу о языке в разделе о гражданском судопроизводстве. Здесь же я хочу подчеркнуть то, как культурные особенности татар-мусульман были изложены в суде и отражены в судебных документах.

Протоколы судебных заседаний говорят о существовании инструментов, позволявших учитывать многообразие. Многие судебные дела с участием татар начинались с одной и той же процедуры: узнав, что не все истцы, ответчики или свидетели знают русский язык, судья предлагал какого-то человека в качестве переводчика на время процесса. Кандидатуру должны были одобрить все стороны. Это всегда происходило в начале судебного процесса вместе с подтверждением присутствия всех сторон, достаточного количества свидетелей и присяжных, и заносилось в протокол судебного заседания. Обыденный характер этой процедуры говорит о том, что окружные суды не только могли работать с культурным разнообразием, но и были подготовлены специально для этого.

Но это не означает, что суды всегда выполняли эту процедуру. В третьей главе уже упоминалось, что окружные суды не имели средств для найма постоянных переводчиков, и устный перевод, как правило, ложился на плечи стажеров-билингвов, отставных служащих, полицейских или местных добровольцев. На суде по делу о невменяемости Абдураима в качестве переводчика был приведен к присяге крестьянин по фамилии Мейпазов. В конкретном случае общение между судьей, адвокатами, экспертами и присяжными заседателями, с одной стороны, и татарскими подсудимыми и свидетелями, с другой, прошло без всяких проблем, так как на все вопросы были даны логичные ответы. Другие свидетельства рисуют более противоречивую картину: татарские адвокаты, такие как Алкин в Казани, были вынуждены вмешиваться, когда полицейские предоставляли искаженные переводы829. Невозможно установить, сколько подобных ошибок осталось незамеченными. Как и во многих других случаях в государственном управлении, это была проблема нехватки ресурсов, а не намеренное ущемление чьих-то прав.

Ил. 3. Протокол допроса. Источник: ГААРК. Ф. 376. Оп. 6. Д. 55. Л. 22

ИМУЩЕСТВЕННЫЕ И НАСЛЕДСТВЕННЫЕ РАСПРИ: ГРАЖДАНСКИЕ ИСКИ СРЕДИ ТАТАР-МУСУЛЬМАН

В целом гражданских дел в окружных судах было меньше, чем уголовных. Однако в регионах с большим количеством земельных споров, таких как Крым, гражданские судебные дела были широко распространены (и фактически превышали количество уголовных). Истцы из числа татар обращались в окружные суды для защиты своего имущества, подачи исков в случае нарушения договоров внутри и за пределами своих общин и для получения определенных выгод.

2 мая 1878 года татарка Айше Шерифе, жена крестьянина по имени Сейт Мемет Мулла Осман оглу, подала в Симферопольский окружной суд иск против чиновника Ивана Димитриевича Годзи830. Годом ранее Годзи подал на ее мужа в суд за невыплаченный долг в размере 4000 рублей. Чтобы Годзи мог вернуть долг, суд постановил арестовать и продать участок земли под Алуштой на крымском берегу. 26 марта 1878 года суд объявил о проведении публичного торга по продаже земли, что побудило Айше Шерифе к действию. Ее адвокат утверждал, что участок земли принадлежит ей, а не мужу, и поэтому не может быть изъят. Суд быстро отреагировал. 12 мая он приостановил продажу земли до решения вопроса о праве собственности. Однако дело было отложено по финансовым и логистическим причинам. Добираться до Алушты из Симферополя через прибрежные горы без железнодорожного сообщения было сложно. Допрос свидетелей был дорогостоящим, и только 24 ноября 1879 года суд получил от обеих сторон деньги на дорожные расходы члена суда и землемера831.

Через пять дней в Алуште началось расследование. Почти все свидетели были мусульманами и давали показания на татарском языке832. Представителя суда сопровождали мулла и мусульманский мурза Мустафа Давидович, который выступал в качестве переводчика833. Все свидетели подтвердили, что доходы получала Айше Шерифе, но своему мужу она доверила управлять землей. Шестеро из них объяснили, что по мусульманским законам женщина не могла иметь частной собственности, поэтому она была обязана разрешить мужу распоряжаться землей. Суд принял эти объяснения, заключив, что Сейт Мемет использовал доходы «по уполномочию своей жены и на основании магометанского закона, в силу которого женщина не имеет право распоряжаться своим имуществом, ведет от ее имени хозяйство»834.