Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

На протяжении предыдущих столетий полиция практически не выезжала за пределы городов, и хотя реформы середины 1770‐х — начала 1780‐х годов наделили каждый город полицейским управлением — Казань, например, была разделена на восемь полицейских кварталов, — контроль полиции над сельской местностью оставался слабым938. После 1775 года новообразованные губернии были разделены на уезды, в каждый из которых был назначен исправник. Многие из этих уездов охватывали сотни квадратных километров, что делало обеспечение правопорядка «на местах» практически невозможным, и поэтому уезды оставались в ведении местной полиции. Избрание дополнительных полицейских — так называемых сотских и десятских — было обычной практикой в России, начиная с раннего Нового времени939. Эти дополнительные полицейские должны были поддерживать порядок, ловить преступников и предотвращать самосуд. Иными словами, охрана правопорядка в сельской местности возлагалась на крестьянство940. Для центральной власти такая схема была экономически выгодной, но далеко не идеальной, поскольку зачастую рядовые полицейские больше подчинялись своим селам, чем какой-то далекой государственной инстанции.

Полицейский контроль был ужесточен в 1837 году, когда уезды были разделены на так называемые станы, каждый из которых возглавил становой пристав. В течение следующих тридцати лет были приняты дальнейшие меры по укреплению и повышению профессионализма полиции: городская и уездная полиции были объединены, а с введением в начале 1860‐х годов судебных следователей полиция утратила свои оставшиеся судебные функции941. С введением земства полиция одновременно освободилась от социально-экономических обязанностей, а Великие реформы способствовали дальнейшей ее специализации.

Кроме того, увеличилось количество личного состава. Благодаря расположению Казани на Сибирском тракте — дороге в Сибирь, которой пользовались торговцы, беглые арестанты, искатели приключений и революционеры, — с 1848 года губернская полиция была усилена отрядами конных казаков, размещенными вдоль дороги для поимки преступников и беглецов942. В 1870 году эти подразделения были заменены более специализированной Полицейской стражей, состоявшей (в Казанской губернии) из 96 конных и 48 пеших стражников, которых местные исправники и становые приставы могли призвать на помощь (история Бурлянда, а также другие судебные дела, описанные в этой книге, являются тому примерами)943. Бунты и восстания в конце 1870‐х годов привели к дальнейшему усилению полиции. Увеличились как бюджеты на содержание становых приставов в уездах, так и число полицейских в Казани и других городах944. Кроме того, в 1878 году на большей части территории России были введены должности урядников. В Казанской губернии на службу заступили 84 урядника945. Урядники должны были стать связующим звеном между становыми приставами, которые часто были настолько загружены бумажной работой, что у них не было времени ездить по деревням, и низшими чинами, которые продолжали выполнять основную часть полицейской работы на уровне села. Существуют разные точки зрения на роль урядников. Некоторые современники изображали урядников как представителей полиции, которых крестьяне уважали меньше всего946. Для сравнения, губернатор Скарятин рисовал иную картину. Через год после введения нового полицейского чина он доложил в Санкт-Петербург:

Учреждение это принесло большую и несомненную пользу не только уездной полиции — усилением ее состава, но и самому населению — скорым обнаружением преступлений, в особенности быстрым и успешным раскрытием случаев конокрадства, краж, грабежей…947

Реальность, конечно, была более противоречивой. Сенатор Ковалевский, инспектировавший в следующем году полицию в Поволжье, нашел, что крестьянство встретило урядников «полнейшим несочувствием», а стражники, напротив, стояли ближе к народу и приносили большую пользу948. В целом сенатор похвалил полицию за добросовестность, но признал, что «удовлетворительное положение Казанской полиции» обусловлено компактностью уездов губернии и отличается от ситуации в других местах, судя по тревожным сообщениям оттуда949. Ковалевский заключил, что зачастую, несмотря на достигнутые успехи, полиция не в состоянии защитить сельское население от бед, и призвал сохранить право деревень изгонять отдельных лиц из своих общин: в среднем 250 человек ежегодно изгонялись из Казанской губернии по результатам общинного голосования, особенно «неисправимые воры, конокрады и вообще дурные люди»950.