Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Если здание в Казани оказалось подходящим, то помещение Симферопольского окружного суда с самого начала было чересчур маленьким. Министерство юстиции сначала не решалось что-либо предпринять, но к концу XIX века стало ясно, что Симферополю необходимо новое здание суда664. Переписка о строительстве нового здания, которое было открыто в 1909 году, позволяет судить о представлениях современников о том, как должен выглядеть новый суд. Во-первых, обычные финансовые проблемы мешали обсуждению проекта, а во-вторых, собственный специалист министерства по архитектурным вопросам вступил в спор с симферопольскими проектировщиками из‐за разногласий по поводу эстетических деталей. В октябре 1901 года он отметил, что все предложенные фасады выполнены в «новогреческом стиле» с «массой выступов, пилястр и колонн с капителями», но подверг критике то, что «на главном фасаде главный вход недостаточно богат», на боковых фасадах же «выступающие части [были] недостаточно выработаны»665. Кроме того, он настаивал, что местные проектировщики выбрали неправильную символику: имперский орел, предложенный для украшения основного парапета, «не подходил по характеру» для суда; «целесообразнее» было бы использовать Сенатский чекан (столп закона), как и на эмблеме Министерства юстиции. Неизменный акцент на величественных неоклассических фасадах сочетался с особой ролью судов в системе институционального устройства империи.

При первом знакомстве с новыми судами люди могли испытывать беспокойство. Один казанский присяжный заседатель так описывал свои впечатления в местной газете:

Недели за две до начала сессии мы с одним из своих знакомых получили повестки, призывающие нас в окружной суд 1‐го числа в качестве присяжных заседателей ровно к 10 ч. утра. <…> Признаемся: не без некоторой робости входили мы тогда в здание суда, сознавая всю важность новой для нас обязанности. Нам указали комнату, где мы могли оставить верхнее платье: это был присутственный зал гражданского отделения суда, свободный от занятий, в котором мы почти во всю сессию и собирались в ожидании начала заседаний. <…> Комната мало по малу наполнялась. Представители разных сословий являлись на службу: приходили купцы в длиннополых кафтанах и сюртуках, с бородами и без оных, мастеровые и немастеровые — граждане нашего города; были и дубленые полушубки крестьян666.

То, что люди испытывали волнение, вполне объяснимо, учитывая шквал новых впечатлений: великолепные здания, чувство важности и ответственности, экзотическое разнообразие других членов коллегии присяжных, с которыми предстояло провести следующие две или три недели. Хотя данный автор принадлежал к образованной публике, те же впечатления, вероятно, с еще большей силой обрушивались на представителей низших сословий. Возможно, суд и столкнулся с трудностями по оплате расходов до своего открытия, но результат, похоже, окупился сполна:

Красиво убранный портрет Государя, помещенный на переднем фасе залы, над самым судом, раззолоченное зерцало, аналой с лежащими на нем евангелием и крестом, столы покрытые красным сукном, за которыми в вышитых золотом мундирах заседают члены суда, прокурор и секретарь; присутствие священника, муллы, наконец, жандармы — все это действует на непривычный глаз очень сильно, а на крестьян— даже подавляющим образом, заставляя их еще более дичиться и уходить в себя667.