– Расстались они! – хмыкнул Лев. – Это не «расстались», дорогой друг, это «бросил». Я так не могу.
Федор плюнул и углубился в работу.
– Через год их станет шестнадцать, – он невозмутимо откусил начатый бутерброд с сыром, – и у тебя съедет крыша раньше, чем ты поймешь, что я прав.
Лев только вздохнул.
– Я здесь вижу одно хорошее, – сообщил он из-за своего ноутбука.
– Что именно?
– Нам осталось всего две главы.
– Может, ну их? – осторожно предложил его превосходительство. – Ну пошумят и перестанут.
– Ты придурок? – подскочил Лев. – Это же кража! С кем я связался! С вором!
– Ну какая кража? – Федор в который раз перегнулся к компаньону через стол. – Ну потеряли люди по пятьсот рублей. Ну по семьсот. Хорошо, по тысяче. Это не сумма. За такой ущерб никто на нас в суд не подаст.
– Там твое имя засвечено, – покачал головой Лев. – И наши реквизиты!
– Ну и что? Мы больше не будем использовать мое имя.
Аргумент никуда не годился. Пока Федор судорожно придумывал другой, Лев уже смотрел сквозь него, подняв палец: «Сейчас не мешай!» Он спешно покинул Деда Мороза с его несмазанными санями и открыл другой файл – кажется, нашел выход сразу из двух ситуаций!
Как выйти замуж
Глава 7. Не будьте милой
…когда стоит дать ему по хребту разделочной доской и разбить пару тарелок о его голову. Результат вам не понравится. Вы же всегда все понимаете, да? Значит, с вами можно все: опаздывать на встречи, не выполнять обещания, срывать на вас раздражение и флиртовать с вашей подругой. Терпимость, понимание – все, чему учит современная психология, – не мудрость, а совсем наоборот. Принять мужчину таким, какой он есть, может только военкомат – не шутка. Это правда. Нет, это истина.
Должно быть, существует мировой заговор по уничтожению любой страсти в этом мире. Его адепты советуют быть терпимой и снисходительной ко всем унижениям. Но нам-то зачем быть частью этого заговора?
1909 год
Сан-Диего
Д. Э. Саммерс спрыгнул с подножки экипажа у трехэтажного дома на Хайленд-авеню, задержался на секунду у афишной тумбы – с таким видом, будто прощался с возлюбленной, сказавшей «не сегодня», – и толкнул двойную дверь трехэтажного каменного дома, рядом с которой скромно висела афиша «Утро парижанки».
– Доброе утро, мистер Саммерс! – окликнула его девушка из-за кассы.
Она высунулась из окошка почти по пояс, рискуя застрять. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, рот вишней и лицо – ни дать ни взять маленькая девочка. Большая маленькая девочка.
Д. Э. отпустил дверь.
– Доброе, мисс Ренни. Как у нас дела?
– Дела прекрасно! Только покупают очень мало.
Несколько мгновений Д. Э. смотрел на эту… мисс, затем решительно вошел, прошел мимо каморки под лестницей и открыл дверь с цифрой 4.
Комната была просторной. В правом углу до самого потолка был растянут холст с нарисованным мостом через ручей в живописных зарослях деревьев.
Титры в фильме «Утро парижанки» гласили: «Вы можете подумать, что это Венский лес, леди и джентльмены, но вы ошибаетесь. Перед вами Булонский лес – место, где прогуливаются парижане из высшего общества».
В «Нью-Йоркских тайнах» они же сообщали: «Нет, это не Булонский лес, как может показаться с первого взгляда. Это Централ-парк!»
Таким же манером пейзаж обращался в лондонский Риджентс-парк, а что это было на самом деле, не знал никто. Даже продавший его фотограф из ателье на углу Девятой и Шестнадцатой улиц, который сам перекупил его где-то за бесценок.
Холст загораживала стремянка, доходившая до самого потолка. В левом углу стоял ресторанный столик, заставленный всякой дребеденью. Часть дребедени громоздилась на табурете, задвинутом под стол, и прикрывалась скатертью. Еще была кровать, стул и – почти главное действующее лицо – шкаф! Это был заслуженный шкаф, купленный в лавке старьевщика. Никанор И. Свистунофф, любезно предоставивший под фабрику фильмов собственные средства, каморку под лестницей, две комнаты и кровать, долго упрямился, но его уговорили, сославшись на то, что это такой же «поздний “людовик”», как и кровать, и они составят отличный гарнитур. И, главное, стоит он сущую ерунду – второго случая уже не представится.