In medias res

С нами кот – один на двоих —

плыл – мурлыканьем – в тишине,

увиваясь у ног твоих,

тут же ластился и ко мне.

И к земле смиренно склоняясь,

с небом чувствовали связь,

сельдерей сажая, редис,

свой устраивая парадиз.

Но постой, не спеши, разгляди,

как туман тягуче-слоист,

как потом приходят дожди,

дождик Шурш, Кропотун и Хлобыст.

Словно крадучись, наугад —

отрешенным дареньем судьбы —

за счастливый наш недогляд

подбираются к дому грибы.

То ли как бы в укор и в упрек,

то ли были покруче дела,

не заглядывал рок на порог,

и блаженная правда – лгала.

Лишь намеком наше окно

выдавало двойное дно

загустевшей ночи… Да печь

заводила гневную речь…

1995

* * *

Как будто опять и опять

мы видим себя на вокзале,

и время прощенья искать,

а главного – мы не сказали…

Всё – перед отъездом давно:

капель – в трепетанье отвесном,

и стол, и тетрадь, и окно,

и улица – перед отъездом.

Как пристально смотрят цветы! —

Прощаемся, значит, и с ними…

Но горькой своей немоты

им так и не объяснили!

Всё то, что, быть может, огнем

пылало, – попало в проруху.

И так непомерен объем

невысказанного друг другу!

Но – времени принадлежим,

и чувствуем снова и снова,

что стрелки минутной нажим

мешает нам вымолвить слово.

Торопят, спешат поезда

к оставленной в детстве сторонке

всегдашнего мая – туда,

где нету ни спешки, ни гонки.

И там, в ипостаси иной,

чего бы хотела еще ты?

В проекции вневременной

какие меж нами расчеты?!

Здесь каждый прочтен и прощен,

вся жизнь – как в видеотеке.

Скорбеть? Пререкаться? – О чем?!

Мы вместе с тобою навеки!

1992

* * *

На берегу небытия,

вдали от передряг нервозных,

где нет желанней пития,

чем лиственно-небесный воздух.

На берегу небытия

природа отдана цветенью,

и жизни сонная ладья

оттачивается светотенью.

На берегу небытия,

где дрема тенькает лесная,

там, где присели ты и я,

готовы расцвести признанья…

Как соберу, как сберегу

все эти травы, эти ветви

(опять-таки на берегу!),

мир, онемевший в многоцветье?

И кажется, идет волна —

еще не там, уже не здесь я! —

но тайной зоркостью больна

немая хрупкость равновесья.

Я снова – малое дитя,

и всё, как и тогда, вначале.

На берегу небытия

уж не до слез,

не до печали…

1995

* * *

Какая, в чем еще проблема? —

Есть лес! Болото, где пасемся, —

От шума поезда – налево,

направо – от слепого солнца.

И нету ничего забытее

свободы нашей пенсионной,

зато даруются события

природой, лишь притворно сонной.

Густеет мгла над головою,

о нас печалится как будто.

И голубиной синевою

вдруг туча холодно набухла.

Дохнула дождевая свежесть,

и капли по листве защелкали.

Мы спрятались, неловко съежась,

на хвойном коврике, под елками.

Друг к другу привалясь плечами,

в убежище своем укромном,

прислушиваясь,

молчали…

О чем? – О том, что вместе помним.

А дождь – меланхоличный танец

отплясывал, ерошил прудик,

упрямо убедить пытаясь,

что так оно всегда и будет.

Всё сыпал, – не из решета ли? —

вгоняя чуть ли не в сонливость,

пока его пережидали —

уж он-то знал! – и счастье длилось…

1997

* * *

Душа моя элизиум теней…

Ф. Тютчев

Взгляну на стол, на книги, на посуду,

на окна гляну – и мой взгляд с твоим

опять пересечется… Ты – повсюду

присутствуешь

отсутствием своим.

Недоуменно-онемелый дом – элизиум

теней, живущих тихо, взаперти,

которым разрешения коллизиям

теперь уже вовеки не найти.

Как в умопомрачении глубоком,

хочу тебе излить беду свою.

Но ты не слышишь,

стоя перед Богом,

а я еще – перед тобой стою…

1999

* * *

Господи,

ты один у меня!

Потому ли, что дома вроде и нету —

ни в одном окне не горит огня,

не спешить

к ожидающему свету.

И встречаемый разве что котом,

тихо из тишины выходящим,

я не более чем пришелец, фантом

в настоящем этом – ненастоящем.

Потому ли, что мир свихнулся слегка

и лица не оказывается под маской,

а беспечное тиканье сверчка —

не иначе! – с машиной связано адской?

Потому ли, что всё летит под уклон —

в прорву хаоса, распада, склероза,

пьян беспамятством собственным циклон,

и береза – тоже едва ли твереза?..

Лишь Тебе доверяюсь – одному,

только Ты внимаешь мне,

потому что

в целом свете никому-никому

ни сомненье мое, ни смятенье – не нужно.

Ты прости, что утлую веру свою,

природнившийся к непогоде-невзгоде,

из отчаянья – не иначе! – крою…

Оттого и дышу еще, кажется, вроде…

1999

Разглядывая фотографию

Не то чтоб с миром не в ладу,

не то чтоб с похмела,

но будто – всё еще иду…

А ты – уже пришла.

В свой глянцевитый фоторай

пришла. И молвишь мне:

Глаза, сколь хочешь протирай, —

я счастлива вполне!

Свидетель – фотообъектив.

В невинной похвальбе

увидел, жадно ухватив,

что прятала в себе.

И ежели в себя глядишь,

то прозреваешь сквозь.

Прислушайся: за шумом – тишь,

всё в нас, что не сбылось…

Ты этой жизнью удручен

еще… А я – уже

не беспокоюсь ни о чем

на райском вираже.

И воспаряю, и лечу,

тебя перехитрив.

И мне паренье – по плечу,

по нраву – мой отрыв!

И мой прищур, и мой прицел,

мой пристальный восторг

улавливают, как присел

кузнечик на листок.

Трепещущий свой изумруд

качает стрекоза, —

что пожелаешь, изберут

дотошные глаза!

Поблизости – мои коты,

денек с грибным дождем.

Вот только припозднился ты,

да ладно – переждем!

При этом – я с тобой сижу

за общим за столом

и улыбаюсь… И стыжу

тебя…

И – поделом!..

1999

* * *

И ежели тем, что живу, виноват,