In medias res

Сколь это ни прискорбно, но в практическом своем преломлении религия (деяниями церковников) культивирует чувство фатализма, божественного предопределения, понимаемого, так сказать, буквально. И выходит, история – фатум, неуправляемая стихия. Стало быть, к ней неприложимы нравственные критерии и оценки: раз так случилось, – значит, таков промысел господний… И всё же, совесть человеческая против этого восстает: что есть тогда свобода воли – к чему она?

* * *

В какой-то статье, относящейся к началу 90-х, прочитал: в храм можно придти помолиться, покаяться, грехи замолить. Нет ли в сегодняшней подчеркнутой заботе государства о церкви особой предусмотрительности – в преддверии многих и многих грехов? А то где же их замаливать? И кто будет отпускать?..

* * *

В такой огромной стране, как Россия, где 16-й век перемешан с 21-м, где переплелось столько социальных укладов, объединилось столько национальных и этнических групп, нет постоянного большинства. Человеческие сообщества неустойчивы, их интересы противоречивы, зачастую непримиримы – особенно в силу отсутствия глубинных традиций гражданственности, – выработанных веками навыков общественной жизни. Такая ситуация чревата столкновениями, гражданской войной. В свою очередь – как противовес – возникает жажда твердой руки, единой самодержавной власти. И нынешний исторический этап показывает, что борьба партий и, особенно, кланов, у нас не совершенствует, а дестабилизирует общество. Это ожесточает людей, делая их рабами ожесточения, тоскующими о справедливом Боге, но сублимирующими свою тоску в преклонение перед очередным диктатором. Наиболее распространенный выход – опять же типично русский – в «уходе». Как бывало и прежде: в степь, в лес, в монастырь или – за рубеж, а также – в себя, в одиночество… Оно, очевидно, не может не питаться религией, ибо религия – это духовная связь одиночеств. Пусть – и опосредованная идеей абсолюта.

* * *

Не складываются ли – порой – отношения «гонителей» и «гонимых» как дополняющие друг друга? Иногда создается впечатление, что в современном мире полярные силы взаимодействуют, добиваясь эксцесса, который втайне устраивает и ту, и другую сторону (при условии сокрытия глубинных причин эксцесса, не исключающего и возможность кровавого исхода). Каждая из сторон взваливает ответственность на противоположную, что разжигает вражду как бы по немой договоренности. Вообще, похоже, что политика – это искусство взаимных провокаций.

* * *

Общество поляризовалось. И один стан оправдывает свою недееспособность наличием другого. Идет взаимоблокировка. При таком противостоянии обеим сторонам выгодно спровоцировать друг друга. Спровоцировать на первый удар. Это – особая игра, требующая изощренности. Скопление противоположных зарядов энергии жаждет столкновения. А от него – искра, взрыв, разгул, вроде бы, неорганизованной, но направленной стихии.

...

Март 91.

* * *

Вероятно, мы осознаем (ощущаем) вечность в меру своей причастности к роду, к нации, к человечеству. Может быть, это чувство есть необходимый противовес обостренному самосознанию личности. Однако род, нация могут и подавлять, растворять в себе личность. И эта опасность сегодня постоянно возникает в межнациональных распрях. Они потому и безумны, что разум одного человека здесь бессилен или отключен.

* * *

Дима сказал, имея в виду Лешу: «Я не понимаю и не могу принять людей, у которых любовь равно распространяется на всех». Действительно, главная христианская заповедь как бы приравнивает любовь к долгу. Что же получается – любовь по принуждению? Но так ли это? Христианство вбирает в себя опыт буддизма, согласно которому любовь распространяется на всё живое, но избирательная любовь, любовь к данному индивиду не поощряется. Да, выходит, такая любовь – чисто созерцательная. Но она – не разрушительна по отношению к тому, что дано Богом. И если пристальнее взглянуть на заповедь: «Возлюби ближнего, как самого себя», то можно понять, о какой любви идет речь. (Всё дело, очевидно, в смысле, вкладываемом в это понятие). Речь идет не просто о симпатии, о восхищении, преклонении, а тем более – увлечении и влечении (ипостасях любви). Речь идет о выходе из круга собственного эгоизма. Уж, наверное, Христос понимал, что любовь не может быть принудительной. Самоотдача человека, его «служение» другому (другим) и означает «отождествление» другого – с собой. А иначе любовь – только вспышка (страсть). Остальное – обязательства.

* * *