in1

должны упомянуть имя немецкого поэта и художника

Вильгельма Буша.

В. Буш (1832—1908) прославился книгами, больше всего

похожими на современные комиксы, с последовательностью

рисунков и подписями под ними.

Г. Белль писал: "Национальное бедствие немцев заключается

в том, что их представлению о юморе суждено было

определиться под влиянием человека, губительным образом

связавшего слово с картинкой: Вильгельма Буша. На выбор

имелся Жан Поль, обладатель неповторимого юмора, но выбрали

бесчеловечного Буша с его юмором злорадства и хамства...".

Интересно, что и в России В. Буш стал очень популярен, и

его стихотворные повести, в особенности "Макс и Мориц",

получили большое распространение в начале XX века.

Жестокий, бесчеловечный юмор В. Буша, трактующий

убийство как комическую ситуацию, был популярен в России

начала XX века настолько, что персонажи его повестей стали, по

сути, персонажами русской литературы.

Причем некоторые рассказы В. Буша были слишком

"страшными" даже для российского сознания. Так, в рассказе

"Замерзший Петер" непослушный мальчик в лютый мороз уходит

кататься на речку, проваливается в прорубь и застывает.

Родители, разыскав его, приносят домой и ставят оттаивать к

печке. Увы, вместо отогретого мальчика они получают лишь

желеобразную лужицу. И родители ... собирают растаявшего

мальчика ложкой в посуду. "Превратился мальчик в кашу, мы

кончаем сказку нашу." Так примерно заканчиваются русские

переводы Буша. Но в немецком издании есть еще одна надпись-

картинка, где банка с киселеобразным Петером красуется на

полке с продуктами. По-видимому, таких вершин глумления

русская душа уже не могла вынести: во всех русских изданиях

завершающий "кадр" отсутствует.

По свидетельству сестры Даниила Хармса, любимым его

чтением в детстве были книги В. Буша именно на немецком

языке. То есть, в отличие от подавляющего большинства своих

сверстников-соотечественников, Даниил Хармс (тогда еще Даня

Ювачев) воспринимал "черный юмор" В. Буша, так сказать,

целиком.

Творчество обэриутов

На русской почве традиции "черного юмора" прививались

плохо, и наиболее значительным автором этого направления

можно считать именно Д. Хармса.

Прежде чем перейти к поэтике "черного юмора" у Хармса и

других обэриутов, остановимся на секунду на отдельных его

проявлениях в предшествующий период.

О гимназическом анекдоте 1910-х годов читаем у В.

Каверина: "Сережа пришел с экзамена? — Да. — А где он? — В

гостиной висит".

Или возьмем журнал "Новый Сатирикон" накануне закрытия

большевиками. На рисунке пассажир извозчичьей пролетки

обращается к вознице: "Ямщик, не гони лошадей, мне некуда

больше спешить". Соль в том, что у ездока вспорот живот, из

которого вываливаются кишки, а от пролетки убегают грабители.

В том же номере читаем рассказ Аркадия Бухова:

— У нас будит дети, — с загадочной улыбкой сказала

Девушка. — Ребенка можно не кормить, они только легче

умирают от этого, эти самые ребенки. Ах, я люблю детей. Мне

хочется от тебя ребенка.

—Маленького, тепленького, розового, — кинул вдаль свою

мечту Юноша.

— Мягкого, сочного, — взметнулась душа Девушки.

— И чтобы кожица хрустела, — нежно шепнул Юноша, —

а по бокам картофель и сметаны побольше...

Эстафету "черного юмора" подхватили обэриуты. Приведем

несколько примеров из творчества Д. Хармса.

О детях я точно знаю, что их не надо пеленать. Их надо

уничтожать. Для этого я бы устроил в городе центральную яму

и бросал бы туда детей.

Или:

Тут же невдалеке носатая баба била корытом своего

ребенка. А молодая, толстенькая мать терла хорошенькую

девочку лицом о кирпичную стену. Маленький мальчик ел из

плевательницы какую-то гадость.

Или:

Великого императора Александра Вильбердата при виде

ребенка начинало рвать. Во времена великого императора

показать взрослому человеку ребенка считалось наивысшим

оскорблением. Это считалось хуже, чем плюнуть человеку в

лицо, да еще попасть, скажем, в ноздрю.

Кульминацией такого рода рассказов в творчестве Д. Хармса

следует признать его последнюю, предсмертную вещь под

названием "Реабилитация":