Иначе не могу

В ту же минуту показался газик. Спустившись в ложбину, он вскоре вынырнул, скрылся опять за прошлогодней скирдой и, наконец, затормозил возле них.

За рулем сидел сам Сергей. Соскочил на землю, очистил ботинки от грязи, решительно надвинул на глаза берет.

— Приветствую.

Все почему-то дружно рассмеялись.

— Что такое? — удивился начальник участка. — Ах, вот что.

В пуговичной петле куртки торчала ветка вербы.

— Слушай сюда!

Все сгрудились вокруг Сергея. «Достается ему, — подумала Любка. — День и ночь на участке. Паводок…»

— Во-первых, меня отчитали, как школьника. Сказали, занимаюсь не своим делом. — Мрачноватые глаза Сергея блеснули. — Во-вторых, с завтрашнего дня нам дают на две недели экскаватор. На три часа ежедневно. В-третьих, все делается на общественных началах. — Он посмотрел на Анатолия и усмехнулся. — Так что, «ни тебе авансов, ни пивной — трезвость». Главнокомандующий — Сафин. Дополнение — Фатеев в командировке. Нам на руку.

— Трасса намечена? — осведомился Генка.

Ответом был общий смех.

— Галим-ага чуть ли не шагами вымерял. Сегодня он занят, завтра в пять будет здесь. В общем, он полностью в курсе дела. Всех вас я перевел в первую смену. Эта машина, — он ткнул пальцем в сторону газика, — тоже на три часа вам придается. Ежедневно. Будете после выкопки возить сюда трубы. — Он широко улыбнулся. — А уж проводы факела отметим. Идет?

— Добро!

— И вообще, братцы, надо все сделать побыстрее. Иначе в глаза тыкать будут: шумели, мол, шумели, а толку… На себя я беру газовиков, с живых не слезу, пока не смонтируют компрессор. Ваш сварщик — Коля Калинников. Ну, пока!

Поежившись — вечерний воздух становился островатым, — Сергей вскочил на крыло машины, приветственно поднял руку в перчатке. К нему подбежала Любка.

— Сергей Ильич, погодите!

— Что? — Он нагнулся к ней, не выпуская баранки.

— Сергей Ильич… и… — она поманила его пальцем, он нагнулся еще ниже. — Знаете что? — И шепотом: — У вас очень хорошая улыбка. Улыбайтесь почаще, честное слово!

Сергей смешался от неожиданности.

— Ну, Любка… — смущенно пробормотал он и тронул машину.

— Оттаял Старцев, — сказал Генка. — Весна, что ли…

— Знать надо человека, — тоном надоедливой классной дамы отозвался Анатолий, несмотря на вспыхнувшее на миг ревнивое чувство. — Оттаял…

У него были все основания воспылать особой симпатией к Сергею, хотя он и раньше чувствовал, что начальник участка в отношениях с ним за грубоватостью прячет необъяснимую приязнь. Только вчера Анатолий на занятиях в институте получил от приятеля записку странного содержания:

«Чувак, что за паника заваривается вокруг тебя? Я слышал от Витьки Смагина, что по ходатайству грека профсоюз изыскивает для тебя хату. Объясни».

Анатолий знал, что Сергей по его просьбе уже бывал у Фатеева, но безуспешно. Неужели все-таки пробил? Когда же? При упоминании о комнате сердце забилось частыми толчками. (Подумать только — отдельная комната!) Со свойственной ему привычкой выяснять все сразу сегодня утром он отправился разыскивать Сергея. Он оказался на скважине. Стоял на мостках как всегда, аккуратно одетый, и сумрачно глядел на рабочих, возившихся у устья скважины. Вокруг — море грязи вперемешку с нефтью. Ясно — выброс. На вопросы Анатолия Старцев ответил неохотно:

— А что, не хочешь? Тебя-то вообще нужно три раза подбросить и один раз поймать. За «выкидоны» твои. А комната… Сколько, говоришь, у твоего дяди домочадцев? Ты шестой? Значит, вся подготовка к занятиям — псу под хвост? Не говоря уже о музыкальных твоих упражнениях? Еще не знаю, выйдет ли. Сперва приведи в порядок свои штуртросы — а то все галсами ходишь.

Что такое штуртросы, Анатолий не знал. Но несказанно удивил народ на участке, пройдя на руках до автобусной остановки.

…Сафин невольно втянулся в эту стремительную, полную молодой неуемности работу. Порой она напоминала ему бой. Пылающий скальпель газового резака — огнеметная струя, вспышки сварки — дальние взрывы, вздыбленные, с земляными бородами трубы — дальнобойная артиллерия, траншеи под линию — оборонительный рубеж. Сумасшедшие дни! Выбрасывался из газика десант с лопатами наперевес — и в бой за семь километров труб, которые цепко держала земля. Вот Генка поволок трос, перехватил им горло трубы, подложил под трос чурбачки, чтобы не скользил, зацепил другой конец за экскаватор — вира! И ползет из своего многолетнего логова черная анаконда, оставляя за собой густо поблескивающую ложбину. Зеленый Любкин платок виден всюду: и возле невозмутимого сварщика Калинникова, который, отрезав часть линии, повторяет единственную фразу: «Конец дохлому котенку!», и на подножке экскаватора, и у Сафина, который отбивал молотком запекшийся металл на конец труб. Один лишь Анатолий не удостаивался ее внимания. Голый по пояс, он зло долбил кайлом каменистый грунт, бешено вгоняя острие в землю. Любка однажды не выдержала и набросила на его лоснящуюся спину куртку: «Опять геройство? Не надоело еще?»