— Для себя или для тебя? — напрямик спросила мать, сверля сына взглядом. И то, не хватало ей очередной вертихвостки под носом! Но в то же время материнская практичность твердила, что «душенек» великовозрастного сыночка куда полезнее держать перед глазами, по крайней мере — будешь знать, с кем он, где он, а при случае — и прищучить девицу. Но раз «себя помнит»…
Слишком уж самостоятельный отпрыск усмехнулся.
— Матушка, конечно, для меня.
Но глаза при этом оставались суровые. Строгие. Значит…
Домоправительница сдержала вздох облегчения. Кружит. Не для себя берёт. По службе, какой-то своей тайной, связанной с её вторым ненаглядным мальчиком Жилем… Ну, в эти дела она не встревает, надо — значит надо.
Одно плохо: теперь не будешь знать, с кем и где пропадает её синеглазый, по которому все девки сохнут, от горничных до садовниц. На стороне-то за ним не углядишь!
… Капитан Винсент шёл по галереям Гайярда в самом радужном настроении, коего не могли омрачить ни хмурый Максимилиан Фуке, выходящий из кабинета его светлости и раскланявшийся с какой-то непонятной враждебностью, ни осознание того, что впереди — очередные расспросы и словесные тенета Большой политики; а старый вояка, каковым он себя считал, не любил ни того ни другого… Главное — обеспечен ещё один тычок в седалище слишком уж зарвавшейся империи: в Гайярд окольными (вроде бы) путями проберётся малышка Анетта, глаза и уши бриттского посла (вроде бы). Ещё бы уговорить Суммира ибн Халлаха не сразу уезжать в Роан, а погостить здесь, под… под присмотром. С Жилем всё уже оговорено, матушке и дворецкому распоряжение о подготовке комнат дано, у него, Винсента, остаётся ещё чуть более получаса, чтобы ознакомиться с последними данными о восточном госте… Молодец этот малыш Бомарше, умеет сортировать сведения и выбирать самое главное… Записи он просмотрит в карете. А заодно и продумает, как увести разговор в сторону от него самого, Модильяни, ибо чересчур расчётливый блеск в очах господина Суммира, явственно проявившийся к концу последней беседы, слишком уж напоминал аналогичный, появляющийся у ненаглядной матушки всякий раз при попытках расписать очередную невесту.
Однако сам вариант устройства судьбы молодой и богатой вдовушки так и просился к осмыслению. Будущий тесть — друг детства самого солнцеликого Баязета, вхожий к венценосному другу в любое время, имеющий прочные связи и авторитет в торговых домах Стамбула, Венеции, Севильи… и даже, говорят, однажды побывавшего в далёкой Чайной стране и ещё более далёком Индустане. Такими связями не бросаются. К тому же, хватит и того, что чуть было не разгорелась война между двумя державами из-за элементарного недогляда. И ведь как-то вышел на эту семейку толстяк Гордон, докопался…
Чело капитана наконец-то омрачилось.
Придётся срочно подбирать жениха для красавицы Фотины-Фатимы. Иначе, глядишь, месяц-другой — и ляжет на её дом, а главное — на чудесные виноградники и земли в самом центре Галлии загребущая рука какого-нибудь смазливого милорда. Придётся посоветоваться с Фуке, а может… Винсент, не сдержавшись, ухмыльнулся. А может, его же и сосватать. У секретаря светлейшего нет, к сожалению, матушки, которая бы позаботилась о судьбе до сих пор холостого сыночка, а партия, как ни крути, великолепная.
— Послушайте, сударь…
Винсент Модильяни, собиравший было шагнуть в гостеприимно распахнутые ворота османского посольства, с удивлением обернулся. Стражники, хмуро покосившись на невесть откуда взявшегося просителя, перекрестили ятаганы, загородив проход и явственно давая понять, что для всех прочих, кроме этого высокого синеглазого господина, наделённого высочайшими полномочиями, путь на островок Великой империи закрыт.
Беглого взгляда на субтильного юношу капитану оказалось недостаточно: слишком уж необычен оказался незнакомец, задрапированный в длинную — долгополую, не какую-нибудь — медикусовскую мантию. О принадлежности к врачебному племени недвусмысленно сообщал и значок гильдии лекарей города Роана, придерживающий пёрышко цапли на скромном бархатном берете, да небольшая котомка с запасом трав и основных инструментов — обязательная принадлежность уважающего себя врача, не снимающего данный аксессуар с пояса, даже идучи в гости или на собственную свадьбу. Знаки-то все свидетельствовали налицо, что перед капитаном рейтаров — видавший виды опытный врач, возможно даже с докторской степенью, ибо д о л г о п о л у ю мантию разрешалось носить не иначе, чем после сдачи, и весьма удовлетворительной, экзаменов на сложнейшие операции, такие, как грыжесечение, камнесечение и даже весьма опасное чревосечение. Мастера такого рода не унижались до простейших операций, отданных на откуп брадобреям и цирюльникам, как пускание крови или дёрганье зубов, и были вхожи в самые знатные семейства.